Александр Косачев - Анна Каренина против живых мертвецов

Дима уже дремал, что мне показалось странным (и вместе с тем успокоительным), а вот Барсик явно нервничал, издавая жуткий утробный звук. Я погладил его, испытывая чувство вины за появившуюся у него хромоту, однако кот не обратил на меня никакого внимания – он напряженно следил за дверью, точно сторожа незваного гостя.

С нехорошим ощущением я лег в постель, готовясь дремать вполглаза. Но усталость взяла свое, и я крепко, с удовольствием проспал до утра. Пробудившись, когда солнце только-только начало подниматься, я, поставив разогреваться чайник, побрел в уборную, спотыкаясь спросонья о стены. Там я некоторое время почунал, ополоснулся холодной водой, чтобы скорее взбодриться, и подошел к унитазу.

В багровой воде плавала голова Барсика. Грязная слипшаяся шерсть, полуприкрытые веки, сквозь которые виднеются тусклые белки, и тяжелый запах гнили – таким я последний раз видел своего питомца. Меня стошнило в раковину. Краем глаза я замечал в ванной что-то черное вперемешку с красным.

Я вышел, стараясь унять сердцебиение и прогнать темные круги перед глазами. Когда это удалось, я обнаружил, что стою в гостиной и гляжу на Диму, даже не пошевелившегося со вчерашнего дня. Он лежал на боку, укрывшись с головой. Я подошел к нему, прислушался к тяжелому дыханию и медленно приподнял одеяло – мальчик уставился на меня с неподдельным интересом. Впервые, целиком и полностью, его взгляд был осмыслен, не осталось и следа болезни. Его зрачки прыгали по моему лицу, губы дрожали – он был весь внимание.

Я сказал, что пора принимать лекарство. Достал таблетки, принес воды – он недоверчиво наблюдал за мной, но все выпил. Затем, также безэмоционально, я вызвал уборщиков, дождался, пока они вычистят ванную комнату от останков Барсика, и пошел на работу.

Всю следующую ночь существо за стеной хохотало и разговаривало. Стены моего кабинета то и дело вибрировали от его дьявольского смеха. Так начался мой персональный кошмар. Я не мог сомкнуть глаз, ибо от постоянного шума (и зудящего страха) пропадало всякое желание лежать в постели. Хотелось бежать прочь из квартиры, где бесновалось это маленькое существо, бежать, не оглядываясь, от призраков, которыми Дима окружал себя и которые насылал на меня – иногда по ночам я слышал чьи-то шаги возле своего кабинета, слышал, как кто-то стучался ко мне. При том, что Дима в этот момент находился в соседней комнате и хихикал, как школьный хулиган.

Мне стало казаться, что я теряю рассудок. Студенты тревожно переглядывались, когда, бывало, на лекции я некстати замолкал и начинал пялиться в угол аудитории. Декан предложил мне отдохнуть еще немного за счет института. Заманчивое предложение, но работа была единственным, что хоть немного отвлекало меня от воспоминаний о ребенке. Задерживавшийся допоздна и ранее, теперь я выискивал любой предлог, лишь бы покинуть альма матер как можно позднее. Я не боялся оставлять Диму одного дома. Я боялся возвращаться к нему.

Однажды я поймал себя не мысли, что жду-не дождусь, когда сестра приедет и заберет проклятое чадо, чтобы я, наконец, вздохнул спокойно. Тут же мне стало стыдно и страшно, но не за себя, а за Наталью: каково ей каждый день находиться с этим чудовищем, каково кормить его, лечить, ухаживать за ним – ощущать себя прислугой маленького беса? Он уже убил моего кота, покалечил Вадима и кто знает – как скоро разделается с матерью, когда поймет, что больше не нуждается в ней.

Я ясно понял: Наталья находится на волоске от гибели, и я ничего не могу поделать, ничем не могу помочь. Я дал ей небольшую передышку, однако избавить ее от кошмара окончательно – не в моих силах. Разве что мне придется убить мальчика.

Мысль эта возникла так неожиданно и резко, что мгновенно выдернула меня из оцепенения, продолжавшегося несколько дней. Решение, несмотря на всю его жестокость, невероятность!.. казалось очевидным и простым. И странно было, что ранее до него не додумался – как будто я месяц блуждал по тайге, хотя моя родная деревня находилась за ближайшим холмом.

Тогда я встал и открыл окно: свет почти нигде не горел, дома во тьме выглядели отчужденными, едва ли не заброшенными. Я подумал, что, быть может, в одной из сотен квартир кого-то прямо сейчас убивают, кого-то пытают, истязают детей, молодых женщин. Они кричат, зовут на помощь, а ответом им служит безмолвный мрак. И никто о них не знает и никто о них никогда не узнает. Так же не узнают, что произойдет с моей сестрой, не узнают, почему она умерла, почему решила повеситься или как так получилось, что она не заметила иголку в тарелке супа и задохнулась, кровоточа, на глазах умственно отсталого сыночка.