Александр Варго - Двое в лодке (сборник)

– И все? – не поверила Лиза. – Вы даже не осмотрите?

– Что у вас с рукой? – Фельдшерица посмотрела на окровавленные бинты, закрывающие культю. – Несчастный случай? Вам тоже надо с нами, – заявила она безапелляционным тоном.

– Я помогу, – вызвалась Рябинова.

– В больнице больше никого нет? – осведомилась фельдшерица.

– Моя мама главврач, – гордо заявила Лиза.

– Ну так тем более, нашли бы двух мужиков, чтобы дотащить маму до машины. У вас тут все на самом деле больные, что ли? – Большая Маша взяла свой чемоданчик с красным крестом, поставленный было на тумбочку, и опустила руки вдоль туловища.

Они тянулись вдоль бедер и образовали угол, лишь немного не дотягивающий до девяноста градусов.

– У вас же есть водитель, – напомнила Рябинова.

– Водитель носить больных не обязан, – заявила здоровенная баба.

– Да как вам не стыдно! У нас тут такое!.. – выкрикнула Лиза.

– А у нас такое каждый день, – парировала Большая Маша.

– Я заплачу, – тут же нашлась Рябинова.

– Ох. – Фельдшерица покачала головой. – Сейчас приглашу водителя.

Она прошлепала по вымершей больнице, вышла на улицу и сообщила Арамчику, что он за минуту может поднять с пола небольшую копейку.

Водитель почуял запах калыма, бросил курить и отправился следом за красоткой, по-борцовски потряхивая руками и ногами, настраиваясь на физическую работу.

– Только не тряси ее. Надо же, самый конец смены!..

Они решили нести раненую женщину вместе с матрацем. Арам взялся за него у изголовья, Рябинова и Большая Маша – у ног.

Фельдшерица наклонилась и вдруг увидела труп женщины, лежащий под кроватью, у самого окна.

– У вас там тело! – крикнула Маша, отпуская свой конец матраца.

– Она уже мертвая, – успокоила ее Рябинова. – Мы с вами все поедем.

Арам обернулся и тоже увидел труп.

– Женщины, что тут происходит? – Водитель не дождался объяснений.

Жгучее желание побыстрее свалить отсюда снова заставило его энергично схватиться за края матраца у головы пациентки.

– Слушайте, хватит стоять, понесли, да!

Только они оторвали матрац от кровати, как резкие хлопки автоматов и тугие разрывы дробовиков, донесшиеся со стороны кухни, заставили их бросить раненую женщину на место и присесть от испуга.

Карпатова застонала. После встряски кровь из ее раны стала вытекать еще сильнее.

Дочь прильнула к матери.

– Потерпи, пожалуйста, – прошептала она ей на ухо и сорвалась с места.

Калека не слушала предостерегающих криков Рябиновой и выбежала из палаты под грохот выстрелов.

Мужики не сомневались в том, что им надо пойти и проверить, что в кухне, на складе, как дверь, заблокированная стеллажами и ведущая на задний двор. На месте она или нет?

Шума никакого, только чавканье на продуктовом складе. Выходит, психи не торопятся разбирать баррикаду. Да незачем им, могут в окно деру дать. Решетку-то они втроем вынесут запросто, не напрягаясь.

– Жаль, гранат нет, – сказал Макаров. – Если бы кто предупредил, так я прихватил бы.

Вестовой зло поддразнил его:

– Если бы у бабушки были…

– Если быстро атакуем, то деваться им будет особо некуда, – проговорил Ковальски.

Иртышный решительно взмахнул топором и заговорил громко и четко:

– Эй! Вы слышите меня? Мы не можем позволить вам убивать!

– Слышим, – лающе ответил ему кто-то.

Все остальные психи, судя по звукам, продолжали насыщаться.

– Я должен закончить лечение! Это побочный эффект нового препарата. Вы поправитесь!

Наступила пауза, а потом послышались тихие шаги. Из продуктового склада на кухню медленно вышел душитель Баров, убирая с лица кровавые разводы рукавом больничной рубахи.

Мужики вскинули оружие и уставились на него.

– Вы не представляете, что это за голод. – Зубы, резко прибавившие в размерах, мешали ему нормально говорить.

Словам приходилось пробивать себе путь, вырываться из самой глотки и резкими импульсами достигать ушей собеседника. Речь психа получалась лающей, какой-то дикой.

– Вам нужно вернуться в палату, – сказал доктор.

Он молча сделал шаг по направлению к раздаче, которая служила единственным барьером между взбесившимися пациентами и борцами за порядок.

– Стой! – заорал Ковальски.

Иртышный вытянул вперед руку и остановился.

– Мне уже легче, я могу говорить. Мои челюсти растут. Я чувствую это, – заявил Баров.

Между ними было не менее пятнадцати метров. Иртышный не мог видеть глаз Барова, но тот был обычным. Да-да, просто человек. Никаких особых изменений. Разве что скулы чуть увеличились, но не более. В остальном он был совершенно нормален, даже говорил связно в отличие от Коленьки, чья травма головы была крайне тяжелой.