Павел Лагутин - Ведьма - тьма сгущается…

– Выкладывай, что в карманах.

Вовка стал рыскать немыми пальцами по карманам. Достал ключи, старый кнопочный телефон, конфету «барбарис», скомканный чек из магазина и ламинированные водительские права.

Толстяк схватил права и стал что-то переписывать. Пододвинул документ к Вовке, оставив на нём волнистые следы от потных ладоней, и сказал:

– Прочитай и подпиши.

Вовка взял ручку и дрожащей рукой накарябал некое подобие подписи.

– Что, читать не собираешься?

Вовка помахал головой. Он уже знал, чем всё закончится, чувствовал всей кожей. Ощущал холодок бетонной камеры, но надеялся, что правосудие не будет слишком жестоким с ним, что его словам поверят, ведь он скажет правду.

– Ладно, Вова, дело твоё. Знаешь, почему ты здесь?

– Знаю, – ответил Вовка и почувствовал, как в лицо бросилась краска.

Подкатили слёзы, и он разрыдался прямо там, перед толстым полицейским, посреди пустого кабинета. Горькие слёзы душили его, он задыхался и всхлипывал. Собственный голос ему казался тонким, совсем ребяческим, жалким…

– Ну-ну, думать надо было, а не рыдать, Вова. Теперь уж слезами делу не поможешь.

Спины коснулся сквозняк из открытой двери и в расплывающейся от слёз картинке Вовка увидел, как мимо проплыло зелёное пятно. Он вытер лицо и разглядел свой фонарик в полиэтиленовом пакете.

– Твоё?

Вовка обречённо кивнул, опустил голову и громко потянул носом.

– Молодец, что сотрудничаешь. Это хорошо. За поступки надо отвечать!

Багрянцев положил фонарик на стол, сложил руки в замок и сказал:

– Мы сейчас пойдём с тобой снимать отпечатки пальцев, понял?

Вовка кивнул, и они двинулись по коридору. Кабинет находился почти в самом конце, у пожарного выхода.

Теперь Вовкой руководили, словно марионеткой. Молодой полицейский измарал его руки во что-то чёрное, каждый палец отдельно отпечатал на белоснежном бланке со специально отмеченными местами, затем одну и вторую пятерню разом.

Вернулись в тот самый кабинет, на то же место. Теперь к ним пришёл ещё один полицейский. Он покашливал, растирал красные глаза и выглядел измученным, как и сам Вовка.

– Ваня, записывай каждое слово, – сказал Багрянцев коллеге. – Ну что ж, начнём: Вова, скажи мне, только честно, с Мамаевым в сговоре был?

– С кем? – он не сразу понял, кто это, хоть и видел памятники с этой фамилией рядом с сегодняшней могилой.

– Не прикидывайся! Полицейский, которого ты убил.

– Нет-нет, поверьте мне, я никого не убивал.

– Как не убивал?

– Это не я.

– А кто? Твой подельник?

– Нет.

– Вот те на! Ну хорошо, Вова Кузьмин, рассказывай, как всё было с самого начала.

И он стал рассказывать, глядя на стол – там он отыскал неглубокую выщербину, за которую зацепился взгляд:

– Мы с Митяем решили ограбить ведьму…

– Погоди, Митяй – это кто?

– Это мой друг.

– Полное имя!

– Дмитрий Сергеевич Логвинов.

– Хорошо, продолжай!

– Так вот, мы с ним решили ограбить ведьму. Ночью разбили окно, залезли к ней, обыскивали дом, но вдруг услышали шум. Я заметил, как кто-то пробирается внутрь и огрел его первым, что попалось под руки.

– Медной статуэткой?

– Наверное, я не помню, было темно. Мы посадили его на стул и связали. Митяй и правда хотел замочить его, но я вдруг заметил на улице ещё кого-то. Женщину. Она стояла с ножом и пялилась прямо на нас.

– Стояла с ножом?

– Да, как приведение.

– Описать можешь?

– Смуглая, тёмные длинные волосы – наверное, по пояс. Она бросилась к нам, и мы слиняли, выпрыгнули в окно. Утром я пошёл на работу, и Палыч сказал мне, что мента… простите, полицейского убили.

Толстяк взглянул на коллегу.

– Палыч, должно быть, кузен Мамаева, – сказал тот Багрянцеву, а затем обратился к Вовке: – вы работаете вместе?

– Да.

– Ох, какое интересное совпадение, вы проникли в дом, связали человека, который тоже решил проникнуть в тот же дом, а потом просто убежали, испугавшись бабы с ножом? – Багрянцев грохнул кулаком по столу. – Давай не дури мне!

– Но я говорю правду…

– Ты сам-то веришь в свою правду? Ладно, где твой друг, этот… Митяй? Где живёт?

Вовка назвал адрес. Багрянцев вышел и вскоре вернулся. Он продолжал терзать его вопросами, выворачивая их и так и этак, чтобы найти лазейку в его словах, ждал его ошибку, чтобы словить на лжи, но Вовка повторял одно и то же.

В окошке позади Багрянцева стало темнеть. Измождённого Вовку вывели из кабинета, а навстречу уже вели Митяя с разбитым носом. Его взгляд пылал ненавистью, он отчётливо произнёс одними губами «Сука!», глядя Вовке прямо в глаза.