Братья Швальнеры - Гоголь. Страшная месть

–Недостаточно, – отрезал Гоголь. – Недостаточно одних только разговоров. Понимаю, что убеждать в этом Его Императорское Величество есть дело заведомо пустое, но ты, как человек, приближенный к Наследнику, мог бы убедить его в необходимости скорейшего совершения сего законодательного акта.

–Да вот еще! Это абсурд! Оно было у нас всегда. Когда наш славный предок натолкнулся на поползновения обер-прокурора Сената Анисима Маслова дать определенные послабления крестьянам, то отверг их категорически, а также велел отравить этого негодяя и двурушника!

–И что в этом хорошего или, как ты говоришь, славного?

–Его настойчивость, которая не позволила оказавшейся в трудной ситуации России пасть на колени перед мужиком и благодаря которой мы все еще сильны и уверены в своей значимости!..

Виельгорский все распинался, а Гоголь смотрел на своего, кроткого доселе, друга и не мог его узнать. Он буквально сорвался с цепи, рвал и метал, его несло; казалось, дремавшая доселе в нем вековая биронова злость сейчас не могла найти себе выхода, срываясь на всех, кто был рядом. Гоголь мог лишь строить предположения, что вспышка ярости есть следствие снова разбушевавшейся его болезни, что едва не унесла его.

–Не знаю, как вы, господа, – вмешалась в разговор Анна Михайловна, – но мне лично близки те высокие социальные идеи, которых придерживается Николай Васильевич и Шевченко.

–Ну это уж нам давно известно, что ты неровно дышишь к нашему гостю, только не надо складывать все яйца в одну корзину. Надо различать Николая как человека и Николая как писателя с его гражданскими взглядами.

–Как тебе не совестно? – не усидела уж на месте мать ритора. – Ты бросаешься такими фразами как «давно известно» и «неровно дышишь» в отношении девушки, что оскорбительно для нее. Она не замужем, и потому утверждать о том, в чей адрес и ка кона дышит говорить рано и вообще предосудительно!

Спокойная как удав Анна и внезапно взбесившийся Иосиф словно не слышали ее гневных восклицаний.

–Разделять Николая-писателя и Николая-человека я согласна, – говорила Анна о Гоголе как будто в третьем лице. Хозяин дома попытался было попросить у гостя извинения за ее тон, но Гоголю, казалось, уже начинала нравиться перебранка, которая разгоралась из-за его персоны за этим, более, чем уважаемым, столом. – Однако, не понимаю, какая именно часть его личности тебе претит? Он как человек или он же как писатель?

Иосиф не успел ответить – принесли горячее. Резкий окрик матери несколько остудил его чувства, и остаток обеда прошел в куда более мирном ключе. После, когда мужчины собрались в курительной комнате наедине с сигарами, Гоголь решил напрямую спросить у друга:

–Что такое нашло на тебя за обедом сегодня?

–А что, собственно, тебя беспокоит в моем поведении? Я сказал что-то лишнее? – все с тем же апломбом отвечал вопросом на вопрос Виельгорский-младший.

–Ты в самом деле не понимаешь? – уточнил его отец. – Приглашать Николая Васильевича на обед, чтобы в его присутствии сыпать в лицо ему оскорбительными высказываниями – истинно, до этого мог додуматься только потомок Бирона!

–Уверяю вас, Михаил Юрьевич, что ничего такого оскорбительного Иосиф не сказал… – попытался оправдаться Гоголь, но хозяин дома был непреклонен:

–И потом, зачем все это нужно было говорить при Ане, когда ты прекрасно знаешь ее отношение к Николаю Васильевичу?!

Сын смотрел на отца как баран на новые ворота. Он прекрасно понимал и отношение Анны к Гоголю, и действительную цель его визита, который, к слову сказать, сам и инициировал, и как будто своим молчанием делал вызов вопрошающему (или, может, самому Гоголю). Отец, натолкнувшись на гробовое молчание сына там, где следовало бы поговорить, махнул рукой и горько заметил:

–С твоими стараниями дочь никогда замуж не выйдет!

–А ты считаешь, что ей уж пора? – как ни в чем не бывало, спросил Виельгорский.

–Ты, насколько я помню, тоже до недавнего времени так считал?

–Так ведь кандидатов достойных нет!

Гоголь едва не подавился сигарой – конечно, ему и самому не хотелось отравлять судьбу Виельгорской преждевременным браком с самим собою, но подобного рода выпада в свой адрес он явно не ожидал.

–А как же Николай Васильевич? – все еще недоумевая, спрашивал Михаил Виельгорский.

–Так ведь он и сам считает, что ранний брак есть явление непродуманное и, прости, глупое. Не так ли, Николенька?

–Именно так, – покраснев и сделав какое-то глупое лицо, отвечал Гоголь.