Ника Митина - На задворках чужого разума

Перед дверью в комнату отчима я закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, чуть не скончавшись от омерзительной вони. Я так не хотела переступать порог и открывать веки, но я это сделала. Перед моим взором было раздутое тело полуголого отчима, который лежал в луже собственной рвоты. Эта картина была настолько омерзительна, что поверьте, я никогда не хотела бы видеть ее вновь.

Но вот сейчас в моем настоящем спустя уже лет восемь после этого она возникла как наяву и никак не хотела исчезать. Я рыдала, я просила – не знаю даже, кого – чтобы это прошло. Но это никак не проходило. Вокруг бродили люди, мне что-то говорили, но я не слышала – в ушах стоял гул, как и в тот день, уже много, по моим меркам, лет назад.

Девушка М.

Мать куда-то ушла. Я посидела некоторое время на диване. Потом решила приготовить к ее приходу обед – и так все время орет на меня, хоть немного подмажусь к ней. Вытащила из холодильника продукты и приступила. Периодически я немного залипала и отвлекалась.

Наверное, именно поэтому пока занималась делами, потеряла счет времени. Тут пришла мать. Скинула с себя куртку и зарулила в кухню.

– Я обед сделала, – ровным тоном сообщила я.

– Запах странный, – вместо благодарности мать сморщилась. Подошла к плите, открыла кастрюлю. И встала, как вкопанная.

– Что готовила-то? – отмерев, спросила мать.

– Суп, – безмятежно ответила я.

– Суп… Да тут плавают хлопья овсянки, неочищенная луковица и полусырое мясо, – сдавленно произнесла она. Некоторое время нерешительно переминалась с ноги на ногу и сказала:

– Я записала тебя к врачу. К хорошему. На следующей неделе пойдем.

– Ага, – индифферентно ответила я. Мне было неинтересно. Надо же, напортачила с супом, как же так. Я пожала плечами и ушла в комнату. И тут этовпервые началось. Я услышала голос. Он звал меня и что-то шептал. Я пока не могла разобрать, что шепчет мне голос, но от этого шепота по всему телу шли мурашки.

Психопат

Мы встречались всего восемь месяцев. Через два месяца я начал то, что задумал. Я внезапно исчезал. На несколько дней, иногда даже на неделю. Она звонила, звонила безостановочно. Когда я появлялся, она плакала и кричала, что так нельзя. Я приводил железобетонные доводы, мол, она не права – и в итоге она сама начинала верить, что закатила истерику на пустом месте. О ссорах я мастерски рассказывал общим знакомым: сокрушенно говорил, что моя девушка очень ревнивая и несдержанная.

При этом я продолжал намеренно доводить ее до точки кипения, а когда ее гнев вырывался наружу, я умудрялся обернуть его на нее же. Все вокруг – даже она сама! – стали принимать ее за истеричку и неврастеничку. Самое смешное – так вскоре стали думать и ее родители, и они даже просили меня о помощи. Побудь с ней рядом, наставь на путь истинный. С жаром пятнадцатилетнего влюбленного я уверял их, что всегда буду рядом с ней, ведь не смогу без нее жить. Но, какая ирония, жить не смогла она.

Однажды утром – это был выходной день – я сидел на кухне и пил кофе, наслаждаясь насыщенным вкусом и ароматом напитка. Родителей в этот момент дома не было, так что я мог полноценно посвятить это утреннее время себе. Но мое уединение прервал настойчивый, тревожный звонок. Со мной связался ее отец и сообщил, что она в больнице. Пыталась выброситься из окна, но после падения еще дышала. Я, как подобает любому на моем месте, сорвался в больницу. Там, увидев лица ее родителей, я сразу понял: мой проект увенчался успехом. А ведь в те годы самоубийства были чем-то из ряда вон выходящим, редким явлением. Я испытал ликование, восторг, адреналин, но внешне мое лицо отображало замершую скорбь.

Боже, меня потом еще и жалели. Очень долго жалели – я и из этого почерпнул много полезного. Жалость – прекрасная вещь, люди готовы многое простить и немало дать тем, кого они жалеют. А еще я понял, что причинение такой боли – единственное, что вызывает во мне эмоции. Очень темные, очень дрянные. Но невероятно манящие. Мне нужна была новая жертва.

Глава 4. Перекресток

Девушка Н.

Не знаю, как долго я так просидела. Из закутка, в котором я пряталась, меня вывела уборщица. Провела в какую-то каморку, привела в чувство горячим чаем – в каком-то ступоре я сообщила ей контакты мужа, она позвонила ему, и через час мы уже вместе ехали домой. Всю дорогу я тупо молчала, хотя внутри у меня все бурлило: мне было страшно и больно, скелеты, которые я так долго и упорно пыталась спрятать в шкафу, вывалились оттуда и придавили меня своей тяжестью.