Ален Гри - Неправильный Египет

Название картины он переписывал несколько раз. В голову назойливо лезло «Бетельгейзе». Потом «Анна». Потом «К Звезде». Потом «Другая». Потом «Коварный Исполнитель». Всё отмёл в сторону и оставил простое и понятное себе «Ночной полёт».

Репродукция картины в одном из послесоветских журналов многим увидевшим запала в память, впечатлила невозвратно… Альберта Булкина, например.

На протяжении всей своей жизни тихий омут Альберта неутомимо плодил чертей. Выплеснуть себя ни словом, ни делом, в силу воспитания, он позволить себе не мог. Собственно, как у любой особи, у него было всего три варианта: взорваться бунтом, сломаться или приспособиться.

Эта ночь ничем не отличалась от сотни других: квартира с тихим мужем, чахнущим по непонятным причинам ребенком, изможденной депрессией женой.

Чуяло ли сердце Бертика, что скоро перестанет биться, и ляжет он в сырую землю через три дня? Нет, ничего не чуяло. Альберту снился сон. Он брёл в полумраке, пробираясь сквозь невнятные, как это бывает во сне, растения, и наконец-то вышел к темному озеру, окутанному тяжелым пепельным туманом. Посмотрев на глубокое небо, Альберт увидел её и сразу узнал. Лёгкая, в простом платье, юная ведьма висела на метле и лукаво ему улыбалась, а потом растворилась во тьме. Альберт продолжил путь к озеру. У самого берега недалеко друг от друга росли невысокие гладкие деревья, местами их змеевидные корни выныривали из-под земли, причудливо переплетаясь. Альберт подошёл ближе к одному из них и поднял голову вверх. Над его головой на толстых ветвях расположилась обнаженная женщина, она сидела в продольном шпагате, ноги опирались на ветви дерева, и перед взором Альберта крупным планом сияли влагой ее прелести. Она вызывающе посмотрела на Альберта сверху вниз, медленно взяла свои груди в руки и стала со стоном их облизывать. Он, жадно и не моргая, потянулся к ней, чувствуя головокружительное возбуждение. В потоках подсознания мелькнула размытая мысль: «Это нереально, это сон, здесь можно всё, никто не узнает». Он повернул голову вправо, на другом дереве сидела такая же голая дева, она стала спускаться задом, максимально прогибаясь и раздвигая ноги, предоставляя ему возможность визуально насладиться собой. Боковым зрением он заметил, что с третьего дерева спускается ещё одна. Он снова поднял голову и стал прерывисто вдыхать чужой аромат, мягко искать руками, пока две другие искусительницы оседлали большие пальцы его ног, плющом оплели его вставший ствол… И он проснулся.

Сердце билось часто, тело было в максимальной готовности. Он повернулся к жене, приспустил одеяло, увидел затылок Томы, выглядывавший из старой байковой ночной сорочки с торчавшими ниточками. Жена, чуть поворочалась. Он решительно положил руку ей на талию и придвинулся ближе.

Тамара еще не спала. Она уже привыкла, что супруг рано ложится, потому что нужно рано вставать в университет. Она же очень долго не могла уснуть, прислушивалась к шорохам в квартире, думала, переваривала и переживала заново всё, что произошло в течение дня. Она много ела вечером, заедала свой стресс и Петрушино горе, живот надулся и болел, мешал отключиться. Тома почувствовала руку мужа и удивилась. Повернулась к нему.

– Том… Не спишь?

Её обдало горячим несвежим дыханием Альберта, в темноте его рот показался ей какой-то зловонной черной дырой, живот еще больше скрутило. Из-под одеяла она почувствовала запах его вспотевшего тела, и стало совсем неприятно.

– Спи… – проворчала она глухо и зло, также резко отвернулась и натянула одеяло до ушей.

Альберт несколько секунд пялился в тёмный потолок, покрытый пятнами отсветов от уличных фонарей. Он встал и пошёл в ванную. Пройдя через мрак прихожей, Альберт щелкнул выключателем в ванной. Лампа зажглась, сверкнула, издала секундный скрежет и погасла, перегорев. Он вошел в темноту и закрыл за собой дверь. Ослеплённый вспышкой, он ничего не видел, поэтому просто закрыл глаза и спустил штаны…

Кот осторожно вышел в коридор, потянул носом, подошел к двери ванной комнаты и поскреб передними лапами плинтус. Тамара слушала. Слышала все передвижения мужа по ночной квартире. Когда дверь за Бертиком закрылась, Тома взяла себя обеими руками за грудь и тихо заплакала. Ей хотелось нежных поцелуев, она вспоминала смуглые смелые руки Ахмеда, заново прокручивала в голове все те жизненно необходимые для женщины слова, которые он шептал. Как с первого же дня знакомства, не стесняясь, называл женой и любил, любил каждую ночь, по несколько раз за ночь, ненасытный, горячий. Ахмед говорил, что у них будет яхта, и каждый день они будут любоваться восходом и закатом. Нет, она так больше жить не может. И не будет.