Сьюзан Редферн - В одно мгновение

Глаза у тети Карен бегают из стороны в сторону, зрачки расширены.

– Сапоги должна надеть Натали, – говорит она, оценив своим диким взглядом ворох одежды, и снова прижимает к себе дочь.

У мамы перекашивается лицо, она явно пытается понять смысл слов тети Карен, перенаправить свои мысли, чтобы включить в них дополнительные данные. Сапоги и у Мо, и у Натали почти совсем не греют. У мамы на ногах высокие ботинки на шнуровке, в которых тоже не намного теплее.

Может, все дело в ярости, с которой тетя Карен глядит на маму, или в том, что тетя Карен никак не помогает заложить разбитое лобовое стекло, или в том, что я мертва, а Мо – моя лучшая подруга, или в том, что мама пообещала миссис Камински приглядеть за Мо, или в том, что мама неспособна сейчас изменить свое решение. В любом случае мама отворачивается от тети Карен и повторяет:

– Надень, Мо.

Затем она, не сказав больше ни слова, разворачивается и исчезает во тьме. Мо с огромным трудом заставляет себя выполнить ее приказ. Все ее мышцы яростно сокращаются, пальцы на руках смерзлись и не хотят разгибаться. В конце концов ей удается влезть в мою толстовку и парку. Потом она расстегивает молнии на своих сапогах, натягивает мои треники поверх джинсов, сует ноги в мои слишком маленькие для нее угги. Носки она надевает на руки вместо варежек. Напоследок она затягивает капюшон моей парки, прячет в него подбородок, наглухо закрываясь от ветра и пристального взгляда тети Карен.

Мама, Кайл и дядя Боб мужественно работают, пытаясь отгородить салон фургона от снежной бури – такой свирепой, что мне вспоминаются истории об океанских штормах, в которых вмиг может погибнуть целый гигантский корабль. Ледяной ветер дует так сильно, что я с ужасом думаю о Хлое, застрявшей где-то посреди этого страшного бурана, – и тут же оказываюсь рядом с ней. Поняв, в какую передрягу она попала, я на миг перестаю дышать.

Вэнс и Хлоя совершили непростительную ошибку. Они уже потерялись, окончательно и бесповоротно: теперь они даже не знают, куда им идти. Вокруг кромешная тьма, ветер и мороз бьют их в грудь и в лицо, а они все пытаются на ощупь отыскать путь сквозь заснеженную холмистую тундру. Они то проваливаются по колено в сугробы, то спотыкаются о камни и ледяные надолбы, то куда-то скатываются. Вэнс пытается определить, где верх, а где низ, но у него ничего не получается – верх то и дело становится низом, а склон с каждой минутой будто становится все более крутым и бугристым.

Правильнее всего сейчас было бы остановиться, укрыться за деревом, дождаться рассвета, но от отчаяния и мороза все мысли в голове у Вэнса заледенели, и он прет вперед, часто оборачиваясь на Хлою, помогает ей, когда она спотыкается, уверяет ее, что все обойдется. Хлое нехорошо. Лоб больше не кровоточит, но с ней явно что-то не так. Она толком не держится на ногах, пошатываясь словно пьяная.

– Иди один, – говорит она, когда ее нога застревает под камнем и Вэнс возвращается ей помочь.

Проходит бесконечно долгий, полный сомнений миг – я успеваю заледенеть от страха, – прежде чем Вэнс наконец отвечает:

– Нет, я тебя не брошу.

Хлоя всхлипывает, кивает, и они снова бредут дальше. Она ковыляет сзади, пытаясь не отстать от Вэнса, а тот упорно, отважно прокладывает путь, все еще веря, что окажется героем и сумеет всех спасти.

Мама, Кайл и дядя Боб влезают обратно в фургон через боковую дверцу, после падения ставшую люком в крыше. Всех троих бьет крупная неуемная дрожь. Кайл первым спускается в проем, двигаясь ловко, как заправский спортсмен. Мама следующая. Когда Кайл берет ее за талию, чтобы помочь спуститься, она морщится от боли. Затем они вдвоем помогают дяде Бобу: тот неуклюже протискивается в отверстие, но, едва его ноги касаются пола, поврежденная лодыжка подгибается, и он падает.

Тетя Карен вскакивает со своего места, помогает ему подняться, уводит назад и сажает рядом с Натали, а сама садится с другой стороны. Она растирает ему ладони, обматывает его покрасневшие от холода уши своим шарфом. Мама падает рядом с папой, дрожа всем телом. Дрожь такая сильная, что кажется, будто у нее припадок. Кайл отыскивает местечко в углу, усаживается, подтягивает колени к груди, пытается согреться. Сейчас восемь вечера.

– Нас будут искать, – говорит тетя Карен спустя несколько минут, когда все наконец осознают, насколько плохи дела.

Все взгляды с надеждой устремляются на Кайла и Мо, ничейных детей, единственных, о ком могут тревожиться их оставшиеся дома родные. Кайл мотает головой: