Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

Следующий привал они сделали в слякотном городке под названием «Сидячая собака». Он был больше деревень, которые путники проезжали раньше, но никак не мог тягаться с Ульмом – стены походили на земляные насыпи, по которым вместо стражи ползали и игрались дети. Укреплены они были корнями посаженных поверху молодых ивок, да рядом валунов у основания. Дома из добротного кирпича, крыши их венчались огромными трубами с плоскими навесами от дождя. Иные были в два этажа, с круглыми чердачными окнами; казалось, они надменно глядят поверх голов прохожих. Главная улица, проходящая через весь городок, была удивительно и приятно тверда под колёсами – она целиком выложена камнем. В любой, даже самой маленькой впадине ютились клочки тумана. Собаки бегали с мокрыми облезлыми хвостами и лениво облаивали переваливающуюся с боку на бок повозку, но чаще просто лежали под навесами, положив морды на лапы.

Здесь оказалась даже таверна, но в первую очередь по традиции Эдгар направил свои стопы к храму. В городе гостил небольшой караван, так что на площадке перед питейным заведением было не протолкнуться от повозок и ревущей на все голоса скотины. Местные собаки, как голодные церберы, сжимали и сжимали кольцо вокруг новоприбывших, а те беспечно забились в таверну или спали в стогах сена рядом с кормушками, в которые опустили морды лошади и ослы.

– Цирюльник? – спросил у Эдгара щуплый и очень молодой настоятель, – А ну иди, поспрашивай по городу.

– Цирюльник? – переспросил первый же вдрызг пьяный торговец и икнул. – Нужно подравнять бороду. Ну ты и здоровяк. Надеюсь, ты не выдерешь мне её целиком.

– Это погонщик скота, – шепнула Ева Эдгару, заранее довольная своей догадкой.

– Да, – тонким голосом ответил Эдгар, взялся за свою обычную работу.

С края фургона спустили приставную лестницу, и клиенты забирались по ней один за другим, ворча и жалуясь на перебои в работе организма. Кому-то требовалось промывание желудка, и две подавальщицы выглядывали из окна таверны, слушая привычные для них рвотные звуки и отчего-то посмеиваясь между собой. По стенкам фургона стекали капли тумана. Ева работала ногами, добывая для мастера инструменты, громко, по-детски, часто невпопад, но оттого не менее внушительно ругаясь на клиентов Эдгара, собирала деньги, исполняла поручения, принося из таверны для кого-то крепкую брагу с щепотью перца, простую, но как можно более чистую воду, а для кого-то – настой нужных трав в нужных пропорциях. Звонкий голосок девочки раздавался из какого-нибудь крыла таверны, среди кухарок, которые, посмеиваясь, исполняли её приказания.

Неизвестно, откуда в голове у Эдгара брались нужные знания. Наверное, оттуда же, откуда в голове бабушки появились полки с разнообразными сказками, в мир которых Ева так часто заглядывала в детстве. Только вот у великана, скорее всего, не было наставника, которому можно поверить на слово. Выбирал свои знания по кусочкам, по ниточкам вытаскивая из окружающего мира… не зря в конце концов у него такие выразительные, жёсткие уши, которыми улавливался любой звук, такие внимательные глаза, похожие на глаза грызуна. А потом он всё пробовал на себе. Любая смесь проходила через его желудок, все чувства, симптомы, позывы анализировались и записывались в эдгарову книгу знаний одному ему понятными символами.

Для жителей города и, в особенности тех, кто приехал с караваном, появление костоправа превратилось в праздник, мистический ритуал, сопровождаемый гомоном, смехом и проливанием в желудки браги. Эдгару оставалось только багроветь лицом от такой популярности. Более того, кажется, его появление стало подошвой того сапога, что раздавило яблоко неприязни между местными жителями и пришельцами, которые как блохи в чужой кровати чувствовались и слышались с любого конца городка. Теперь все были здесь, и мало-помалу зародилось общение, не связанное с маханием кулаками. Великан терпеливо подправлял сломанные носы, стриг волосы и лечил больные желудки в ожидании чего-то, что враз прекратит посягательства на его руки как на инструмент для стрижки бород. Он жаждал огорошенного молчания, может, даже слёз… о да, он с удовольствием посмотрел бы сейчас на слёзы, понюхал запах боли, приложив ухо к груди послушал бы редкие удары сердца, такие, будто кто-то пытается достучаться до доктора с того света.

Эдгар не уставал поражаться Еве. Точно ли это та маленькая девочка с библейским именем, которую он приютил до ближайшего монастыря (коих они миновали уже с добрый десяток)? Сейчас то была дьяволица, банши, что ютилась в тесном незрелом теле. Шнурок, которым она подвязывала волосы, где-то потерялся, и те развевались, как вороньи крыла… нет, крыла целой стаи ворон. Казалось, эти волосы оставались на виду, даже когда хозяйка их исчезала из поля зрения. Эдгар замечал их в грязи под копытами скотины, видел, как струились они с козырьков крыш, как дымом уплывали к небесам. Видел вплетёнными в хвосты вороных коней и заправленными за пояс торговца с английских островов, щуплого лысого мужчины с коричневыми пятнами на лице и шее, но постоянной, сейчас слегка перекошенной от алкоголя, улыбкой. Голос её заставлял всё внутри переворачиваться, а губы судорожно вспоминать молитвы. Эдгар даже забыл, что его собственный голос производит такое же воздействие на других людей.