Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

Утром четвёртого дня после прибытия в город, Эдгар и Ева готовы были его покинуть. Собор, вокруг которого, словно корни вокруг древесного ствола, раскинулся Ульм, оставил у девочки неизгладимые впечатления: вытесанная из цельного куска камня дева Мария со строгими, рублёными чертами, сонмы ангелов, похожих на пикирующих гарпий. Гомон людей, собирающихся на полуденную службу, казалось, исходил прямиком из её груди, из ложбинки между двумя целомудренными округлыми выступами.

– Доводилось мне поклониться богородице, рождённой ещё в Риме, – сказал Эдгар, тем не менее, имевший донельзя умиротворённый вид. – Умение местных зодчих не годится им даже в подмётки. Там было настоящее искусство.

Казалось, все свои заботы он оставил на каменной ладошке богородицы.

Валдо показал им базар, где можно продать осла, но Эдгар сделал всё по-своему – он привязал животное к повозке, и Господь, меланхолично жуя травяной ком, следовал за ними. Было непривычно слышать «цок-цок-цок» его маленьких копытец не впереди, а за собой. Валдо вывел из конюшен толстоногую мускулистую кобылу, шерсть её хвастала благородным вороным отливом.

– Когда-то, в молодости, она ходила под седлом и участвовала в боях. Она была в тех краях, где голова моего сюзерена рассталась с плечами, и с тех пор плохо слышит. Местный коневод сказал, что в ушах у неё пробки из песка, поэтому бесполезно кричать и понукать – используйте хлыст. Теперь Мгла уже много лет ездит только в упряжи. Но она не подведёт.

Копыта были, как кулаки Эдгара в сравнении с кулаками любого другого человека. Твёрдые, как гранит, они даже звучали по-особенному. Их не хотелось сравнивать с перезвоном бубенцов или с кошачьим шагом – только с ударами молота где-то в недрах каменоломни. На Эдгара и Еву кобыла смотрела с пренебрежением и размахивала хвостом, надеясь заехать девочке, которая осматривала крепкие, как колонны, лошадиные ноги, по лицу.

Под пристальным взглядом Валдо Эдгар перетаскал содержимое старой своей повозки в новую: несколько мешков, два небольших сундука и просто какие-то бесформенные, безликие вещи, потерявшие всякое предназначение. Отвязал соломенную лошадку и нашёл ей новую добротную перекладину. Почти всё (смердящую тушку енота Валдо приказал выкинуть), что так или иначе занимало место в старой повозке, перекочевало в более просторный угол в новой, но всё равно на лице Эдгара одна за другой сменялись недовольные гримасы. Ева же озаботилась тем, чтобы кукла со странным прозвищем «госпожа Женщина» нашла себе уютное местечко.

У этой куклы была своя работа. Если вдруг у Эдгара каким-то чудом случался пациент женского пола (хотя обычно мужья и отцы предпочитали держать своих подопечных подальше от неизвестно откуда взявшегося бродяги, тем более, с такой пугающей внешностью), она демонстрировала больные места на госпоже Женщине.

Её Ева, откопав среди пожитков великана, приняла за ещё одну девочку, только очень маленькую, чуть ли не младенца, и сначала, стоя на четвереньках в четырёх локтях от неподвижной, раскинувшей в стороны конечности фигурки, долго и затаив дыхание ждала, пока та пошевелит хотя бы ножкой.

Сделана она была из доброго десятка разных тряпок. Они переплетались в броский наряд, в котором нельзя было разобрать, где он кончается, и где, по замыслу мастера, начинается, собственно, кукла. Изумлённая Ева обнаружила там даже лоскут малахитовой расцветки, – такой она не видела никогда в жизни. Впрочем, сам материал ей тоже был незнаком. Белый животик куклы под пальцами проминался и был наполнен чем-то мягким и не очень приятным. Лицо вышито белыми нитками, вместо глаз – нарисованные углём пятна, причём одно значительно больше другого. Вряд ли по такому простому, почти доисторическому, изображению человеческих черт можно хоть что-нибудь понять, но Ева подумала, что кукла, должно быть, чем-то изумлена.

Она подняла тогда игрушку и осторожно усадила себе на коленки. В отличие от соломенных игрушек, что рождались среди полей и сразу заселялись в детскую комнату в бывшем доме Евы, эта кукла, казалось, успела повидать весь мир и родилась, по представлениям маленькой спутницы великана, в далёком облачном краю десятки лет назад. Везде, где бы она ни побывала, платье обзаводилось новыми заплатками и цветными лоскутами. Хотя Эдгар и относился к ней с некоторым пренебрежением, зарывал иногда так глубоко в вещи, что потом не мог найти, Ева полюбила госпожу Женщину и старалась перед сном всегда проверить, удобно ли той лежать.