Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

Торговка представила на осмотр монеты, и он, щурясь и поворачивая ладонь под разными углами, внимательно их изучил.

– Это же унции, – наконец, сказал он.

– Что? – спросила Ева.

Глубоко запрятанные в складках жира глаза нашли девочку.

– Римские унции. Я видел такую единственный раз, в детстве. Один мальчишка хвастался, что нашёл под пирсом в воде. Откуда у тебя их столько?

– Это моего друга. Мы заработали их в деревне под названием «Конская голова», когда лечили там одному господину зубы, а другому стригли баки.

– Ах, баки, – покачал головой мужчина. – Ах, «Конская голова»… в любом случае, больше они не в ходу.

Кулак сжался, и монеты звякнули в его недрах. Ева с трудом удержалась от того, чтобы не попытаться разжать мужчине пальцы.

– Значит, мне нельзя купить пирог? – спросила она.

– Приходи с нормальными деньгами. Тогда будет тебе пирог.

Вернувшись, Ева поведала Эдгару о неудаче. Жалобное урчание в животе она старалась заглушить, сжимая кулаки и пуская в ход самые резкие слова, которые слышала некогда от братьев и от мужчин в родном селе.

– От твоих денег никакого толку, – хмуро сказал великан. – Только и годны, что в зубах ковыряться.

Живот Эдгара молчал, однако молчал очень красноречиво.

– Это были какие-то плохие деньги, – пробормотала Ева. – У меня остались ещё, другие. Вот увидишь, скоро ты будешь накормлен. – Соврала она и опять ушла на базар.

Когда девочка вернулась, Эдгар пристраивал на коленях деревянную табличку, на которой было довольно топорно вырезаны незнакомые символы.

– А я не знаю алфавита, – поведала она, складывая у ног цирюльника добычу. Ею оказались: несколько побитых слив, хлебные корки, да маринованная луковица. Всё, кроме луковицы, не очень хорошее, зато за этим не очень-то хорошо следили. Но луковица добротная. Ева утащила её, пока хозяйка прилавка любезничала с соседкой. Рука сама тянулась ещё к огурцам в бочонке, но Ева вовремя себя одёрнула – ей и так слишком везло.

Девочка мудро не стала просвещать великана, каким образом добыла завтрак, да он и не спрашивал.

– Какого алфавита? Я тоже его не знаю, – простодушно сказал Эдгар. – Это не алфавит. Это просто знаки. Особые знаки. Я вырезал их однажды ножом, во времена, когда дорога стала слишком похожа на ту, другую дорогу, что была днём до этого. Вырезал ножом. Перед нами с Господом ехал какой-то пастух. Он спал всю дорогу, но хвост его лошадки отгонял всех мух прямо нам в морды. А как раз перед этим я сращивал одному человеку кость. Называю их моими особыми знаками.

И действительно – на картинке были изображены кинжал, клок волос, похожий на конский хвост, и берцовая кость, сломанная под прямым углом. Вместе, расположенные один над другим, они составляли слово, высказывание, которое заставляло прохожих на мгновение замирать перед этим заявлением и громадным человеком, сидящим за ним.

– Почему ты раньше их не показывал? – спросила Ева.

– Потому что в сёлах нет толку. Там нужна глотка, чтобы тебя услышали. Тогда уж или примут, или выгонят, если, как истинные слуги Господа, полагаются всецело на него, а не на мои руки, которые прикреплены к телу, к которому прикреплена также грешная голова. А здесь нужна тишина. Нужно быть безмолвным среди охрипших от крика. Если будет на то воля Всевышнего, нужный человек сам к тебе подойдёт.

– И сколько ты так собрался сидеть? – спросила девочка. Она устроилась возле ног Эдгара, пододвинув к себе подстилку, которой в холодные дни цирюльник укрывал своего осла, и закинула себе в рот первую сливу.

– Сколько потребуется, – ответил Эдгар. – Бывает, я сижу четыре часа, бывает, пять. Чаще всего прямо на месте и ночую. А на следующее утро Иисус ко мне, обыкновенно, благосклонен. На следующее утро находится тот, кому нужны мои услуги.

– Нет, так не годится. Целый день сидеть, ожидая, пока кто-то снизойдёт до тебя и наберётся смелости подойти к такому уроду, чтобы спросить, что значат те закорючки?

Ева и сама понимала, что собирается сделать неправильную вещь. Но досада, как волна от рухнувшего в озеро камня, уже перехлёстывала через берег и катилась к устам. Эдгар уставился на неё острыми, как иголки, глазами. Девочка не стала ждать, когда машина в плоской голове произведёт какие-то слова, а вскочила и, выплюнув под ноги сливовую косточку, заорала:

– Только сегодня! В вашем городе странствующий ци-рюль-ник-ко-сто-прав! Подстрижёт волосы! Вправит кости за бесценок и возьмёт за это только немного еды… если можно, немного еды. А если вы вдруг потеряли свою косточку, он выправит вам новую, из дорожного посоха, из детской игрушки, из черенка лопаты…