Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

Ева, предвидя момент, когда им придётся тронуться в путь, занялась делами. Она запрягла Мглу, проверила, как держатся подковы. Потом из заготовленного хвороста в заранее вырытой Эдгаром яме развела костёр, плеснув туда немного масла из лампы, чтобы быстрее загорелся. Раньше Эдгар пожурил бы её за расточительность, но сейчас ему было не до масла. Кроме того, денег и всяких менных вещей у них было достаточно, чтобы получить столько масла, сколько нужно. Проверила ещё раз мешки для Мириама, которая сама же чуть раньше собирала. Кусок копчёного свиного окорока будил в животе маленьких голодных зверьков. Несколько краюх хлеба, сытные плотные лепёшки, которые долго не портятся. Кочаны капусты. Небольшой мешок, набитый пшеницей. Девочка полагала, что Мириам будет доволен. С таким запасом в одиночку он продержится в лесу больше месяца. Она стащила всё это на центр поляны, отнесла лампу, под завязку заполненную маслом. Девочка могла быть собой довольна – всё, что нужно, она предусмотрела.

Наконец, среди руин показался огонёк, замелькал, прикрываемый рукой, пока его хозяин перебирался через останки стены. Ночные птицы смолкли на миг, а потом запели все разом, ещё сильнее, чем раньше, будто хотели замаскировать, скрыть присутствие троих человек в покинутом солнцем мире. Как только огонёк, точно большой светляк, выполз на поляну и стало возможно разглядеть фигуру Мириама в несуразном колпаке, на этот раз сдвинутом на лоб (тень от него была точно от тучи), Ева кинула в костёр первый пучок травы.

Мириам, кажется, с трудом удерживался от того, чтобы не броситься наутёк. Еве вспомнились его слова – «прокажённые тоже боятся». Но их самих, этих ходячих мертвецов, предназначенных для медленного исчезновения из мира живых и такого же постепенного появления в лимбе, в чистилище, так сказать, выцветания, боялись до колик. И всё-таки, до чего странно было видеть калечные пальцы свободной правой руки, которая, трясясь, то и дело осеняла владельца её крёстным знамением. Девочка хотела кликнуть Эдгара, но тот сам уже заметил фонарь и, тяжело ступая, двинулся в ту сторону. Ева, вытащив из костра лучину, чтобы поджечь лампу, присоединилась к Эдгару. Пока ещё возможно что-то разглядеть на расстоянии в несколько шагов, нужно поприветствовать гостя. Но он не двигался с места – как будто замёрз, увидев в свете костра спешащие к нему фигуры.

Позже Ева смогла себе в красках вообразить, что видел Мириам (конечно, ничего такого не ожидавший). Лоскуты эдгарова одеяния в полутьме вполне могли сойти за местами оборванные, местами встопорщенные перья, одетое в них существо о двух человеческих ногах и без передних конечностей отклонялось то вперед, то назад под весом могучего клюва. Ещё он увидел маленькую девочку, уцепившуюся за пучок перьев (или же демоническую карлицу?). Он завизжал, грохнулся на колени, выронил фонарь (слава Богу, тотприземлился на ножки и не прибавил к болячкам Мириама ещё и боль от ожога), причитая и пытаясь отползти, сдирая свои язвы о колючую траву и размазывая по щекам слёзы.

Эдгар и Ева остановились – великан был изумлён до крайности, он не мог соотнести свой внешний вид с реакцией Мириама, – переглянулись, не представляя, что делать дальше.

– Дорогой Мириам! – Ева сделала шаг вперёд и собиралась сделать ещё один, но поняла, что не может – Эдгар крепко держал её за воротник. Поэтому она продолжила с безопасного расстояния: – Милый Мириам! Это же мы!

Первый приступ испуга уже прошёл. Прокажённый сидел на земле и всхлипывал, не отрывая глаз от Евы. Ева видела, как двигался в его рту, будто червь в яблоке, язык, но до них не доносилось ни звука. Когда Мириам вновь сумел заговорить, в его горле поселилась жестокая икота.

– Я понял… простите… простите… просто мне вдруг привиделся бес, сатана в перьях и с головой дохлой вороны. Я знал, что странный народ может изобретать странные методы защиты от зла… не поверите, знал, с са-амого детства, но вы всё равно сумели застать меня врасплох. Но теперь-то я сам такой. Что же, буду знать.

Он отдышался, выпрямив ноги и облокотив своё туловище на дрожащие, выпрямленные руки.

– Впрочем, я уже снова владею собой и вижу что вы – это вы, и птичьей головой здесь и не пахнет, а только странного покроя платьем… будьте добры, что у вас там за тень на плече? Ага, вижу, ничего такого, что вообразила себе моя больная голова.

Голос его говорил об обратном. Еве мерещилось, что в глотке засела целая уйма сверчков, все они поют и скрипят своими крылышками. Она всерьёз ждала, уставившись на полуоткрытый рот прокаженного, что оттуда сейчас вылетит несколько насекомых.