Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

– Странствующий цирюльник, – сказал Эдгар, для чего-то облизнув пальцы и разгладив складки возле рта. От внимательных глаз это движение не укрылось; прокажённый уцепился за руки взглядом, так, будто хотел позаимствовать себе пару пальцев. – Я не умею лечить проказу.

– Никто не умеет. Они только строят эти бестолковые больницы, руководствуясь единственно – вместить всех окрестных больных, чтобы они… простите, я ещё не слишком привык к переменам в жизни – чтобы мы не бродили вокруг и не беспокоили честных людей. Меня, кстати, зовут Мириам, в прошлом Беньямин. Сейчас просто мертвец, попавший под удар божия бича.

Ева вспомнила рассказ Эдгара о прокажённых. Мол, при первых признаках болезни родственники заказывают для заболевшего гроб, относят на кладбище и погружают в только что вырытую могилу, бросая руками землю, плачут и причитают, говоря при этом: «Ты теперь мертвец для нас». Никого не волнует, что «мертвец» после этого выберется из могилы и пойдёт, куда глядят глаза, прочь из города, от прежних соседей и друзей в новую жизнь, заключающую в себя долгую, томительную подготовку к смерти. Свой старый дом такие люди предпочитают забыть – да и, скорее всего, при следующей встрече, если таковая случится, его, живого мертвеца, никто не узнает.

В голове девочки крутилась назойливая мысль – от неё, хоть она и не прокажённая, тоже все отказались.

– Меня Эдгаром звать, – представился, после недолгого колебания, великан. Разговор с прокажённым был ему неприятен. Эдгар не мог решить, куда деть руки, уродливые придатки, один из которых к тому же короче другого, но больше этого беспокоила другая вещь – никак нельзя понять намерений этого господина, который производил бы приятное впечатление, если б не внешние признаки ужасной болезни. – А эту малышку звать Евой. Она помогает мне в моём ремесле.

– Очень хорошо, – мужчина почти не удостоил Еву вниманием. Он рассматривал Эдгара так, будто хотел разобрать великана по частям и приделать эти части к своему разваливающемуся телу, причём сделать это так ловко и хитро, чтобы не причинить никому беспокойства, в том числе и самому разбираемому. Глаза Эдгара в свою очередь изучали пришельца с назойливостью кружащихся вокруг комаров. Вот они вроде как ни при чём и охотно отлетают, когда машешь руками, но при всём при этом точно знаешь, что эти кровососы здесь по твою душу. Девочка подумала, что великана заинтересовала необычная одежда, но ошиблась – тот изучал проявления болезни.

Мириам продолжал:

– Прости мне излишнее любопытство… просто любопытство – довольно редкое качество у людей в моём положении, и коль уж оно у меня сохранилось, позволь его потешить…. Да, да, ты прав, с одной стороны кажется, будто любопытство присуще каждой живой твари, даже пчела летит к самому яркому цветку, но мои теперешние родичи и братья по несчастью превращаются в комья грязи, древних големов, движимых только одним инстинктом. Если их бьют, они бегут (или ползут – тут кто уж как может), если видят еду – едят, если видят божественное проявление в своём агонизирующем разуме – повторяют молитвы. А в остальное время просто сидят, уставившись в одну точку, пока их желудочные соки переваривают самих себя.

Ева оглянулась на Эдгара. Он просто плавал в обилии слов, в которое окунул его Мириам. Рот приоткрылся, зрачки менялись, будто Эдгар пытался попеременно то рассмотреть погоду над горизонтом, а то оценить изгиб травинки перед носом. Мириам замолчал, только сейчас заметив произведённый его речью эффект, потянулся к козырьку шляпы, будто собирался снять её и почесать лысину, но в последний момент раздумал. Потом он спросил, гораздо тише, и даже наклонившись вперёд, словно пытаясь таким образом стать поближе к самому уху Эдгара:

– Я расслышал, у вас есть некоторые надобности, которые не так просто удовлетворить. Я собирал съедобные грибы поблизости, и вдруг как гром посреди ясного неба меня застало одно слово, которое вы произнесли за ужином: вскрытие! О! Вскрытие тела мертвеца и вскрытие тела живого человека – величайшие запреты.

– Он слышал нас, – шепнула Ева, потом, видя, что Эдгар в своих бесконечных колебаниях не торопится отвечать, сказала: – Вы хотите на нас донести?

– Нет, что вы, маленькая леди, – поспешил заверить Мириам, с некоторым, впрочем, сожалением: – Что вы… приблизиться к любому официальному лицу я могу разве что до тех пор, пока меня не заметят. Только стоит учитывать, что это будет, скорее всего, ещё и дальность полёта стрелы. И разговаривать со мной, конечно, тоже никто не будет. Люди думают, что удар бича Божия можно схлопотать просто ведя разговоры, хотя бич Божий – есть бич Божий, он опускается на головы тех, кто стал господним избранником. Я пришёл с небольшим предложением. Прямо скажем, не самым обычным. Я пришёл предложить вам себя. Я буду вашим за кусок хлеба и похлёбку.