Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

– Ты очень мудрая, – как обычно, с затруднением подбирая слова, сказал Эдгар. – Мудрая не как греческие мудрецы, нет, ты мудрая как ребёнок. Дети ближе к земле и иногда слышат, о чём твердит Господь. За что нас, больших людей, он ругает, за что проклинает, а что готов поощрить своей милостью. Вы всё слышите, и поэтому к тебе, маленькая сойка, я должен прислушаться.

Что до Евы – она считала, Эдгар тоже не слишком далеко ушёл от детства, того истинного детства, единственное определение которому – ты не ведёшь себя как взрослый, и больше верных определений нет.

– Я не слышу никаких голосов, – сказала Ева. Слова Эдгара отчего-то вывели её из себя, захотелось взять и сломать домик, который они вдвоём так тщательно, по кирпичику, выстраивали. – Скорее уж, слышу, как ты подвываешь во время молитвы. Я думала, что ты спрашиваешь меня потому, что хочешь знать мнения… ну, как своей спутницы. А не как ребёнка. И вообще, я могла бы быть гораздо старше тебя, если бы родилась позже.

С этим трудно было спорить, и великан вместо ответа опасливо поджал под себя толстые, как тело удава, ляжки. Он ничего не говорил, а только смотрел на девочку, словно пытаясь превратить её в одного из многочисленных зверьков, чьими именами называл.

– Ну что? Что ты будешь делать дальше? – спросила Ева, уперев руки в бока.

– Просто идти вперёд, – сразу ответил Эдгар. Эти слова дались легко, они лежали на языке, как камень в праще. – У нас есть направление. Будем же ему следовать.

Следующие два больших города они обошли стороной, издалека полюбовавшись на стены и выглядывающие из-за них башни. Иногда меняющийся ветер доносил вонь с той стороны. Никто не мог сказать, в границах ли путники ещё империи или уже, к примеру, в восточной марке. Местные жители сами о том не знали, среди них встречались и верные подданные императорской короны, и те, кто с пеной у рта говорил, что не признаёт её власти. «Мы живём на краю света, – говорили они. – Неужели власть вашего Конрада бесконечна? Здесь, на краю земли, она всё равно, что ветер из задницы!»

Еве приходилось проводить огромную работу в голове, разбивая чужой говор на составляющие и собирая вновь, в более понятном для себя варианте. Это по-прежнему был германский язык, но настолько отличный от того, который привыкла слышать Ева, что иногда ей казалось, будто она начала понимать латынь. Эдгар ни в чём подобном не нуждался – он с самого начала использовал для обмена информацией с миром этакое варево, расставляя ударения и акценты подчас самым неожиданным способом. Там, как щуки в стае карасей, проскакивали неожиданные словечки, чужаки из чужой земли, происхождение которых великан не смог бы вспомнить сам. Значение их было понятно Еве только из контекста.

Удивляла и манера местных людей встречать гостей. Долгие разговоры здесь могли вестись за кружечкой горячительного хоть всю ночь, в то время как с чужаками едва могли перемолвиться словом. Каждый встречный носил на поясе по огромному ножу. Женщины были смуглее, чем Ева привыкла видеть, с плоскими лицами и живым взглядом. Они о чём-то постоянно шептались между собой и не торопились подходить, чтобы поговорить с Евой или потрепать её по голове. Мужчины носили окладистую бородку, а страстью своей к молчаливому наблюдательству могли сравниться только с совами.

– Моргана покинула нас всего седмицу назад, – сказал в очередной деревне один старик, к которому они приблизились, чтобы, как обычно, спросить дорогу к церкви. – Меня зовут Моромар Высохший. Присаживайтесь, прямо сюда, на землю. Поговорим.

Он сидел на крыльце своего дома, а в каждом окне можно было увидеть детские лица, словно любопытные беличьи мордашки.

– Кто такая была эта Моргана? – спросил озадаченный Эдгар. Ева сидела у его ног и спокойно, тихо, чтобы не помешать беседе взрослых, мычала себе под нос песенку. Руки будто по привычке плели из двух колосков луговой травы подобие венка. От старика никакой угрозы она не ощущала.

– Наша повитуха, – отвечал старик. – К сожалению, я тебя не вижу… кхе-кхе, я не увидел бы тебя, даже если б мы встретились пять лет назад – давно уж ослеп. Мне донесли, что ты ездишь по деревням и предлагаешь свои услуги. Донесли, что твои одежды и твоя повозка испачканы кровью. У нас нет церкви, но нам необходим лекарь. Любой лекарь, кто имеет хотя бы отдалённое представление о строении человеческого тела. Как я уже сказал – а я говорил, уж на что, а на память не жалуюсь – Моргана умерла, а одна из дочерей Перепёла, моего хорошего приятеля, должна вот-вот родить. Несомненно, Господня воля, что ты проходил нынче этой дорогою. А теперь отвечай – имел ты какое-нибудь дело с роженицами?