М. Парфенов - Зона ужаса (сборник)

«Зона ужаса» – не антология, а авторский сборник (не заморачивайся, если не видишь разницу, она несущественна), но я пытался добиться в ней того же эффекта: чтобы каждый – и конкретно ты, читатель, тоже – нашел в ней себе страх по вкусу. Здесь представлены разные виды страха, как я их чувствую и понимаю.

Мне нравится образ, при помощи которого поясняют разницу между понятиями horror и terror за рубежом. Представь себе темный мрачный сарай, в который тебе зачем-то понадобилось войти. Что ждет внутри? Очень может быть, там скрывается безумец с бензопилой или топором. То, что ты ощущаешь, «стоя» возле этого «сарая», – это страх. А теперь представь, что двери распахиваются и на тебя несется огромный маньяк в перепачканном кровью фартуке, бензопила в его руках громко ревет, а лицо скрыто маской из человеческой кожи. Это уже не страх – это чистый ужас.

А есть еще саспенс. Когда у тебя в общем-то нет никаких причин заходить в тот самый сарай, но ты видишь его, ты знаешь, что вот он, рядом, и подозреваешь, что, рано или поздно, заглянуть туда придется.

Вот три вида эмоции страха, но на самом деле их существует больше, гораздо больше. Скажем, в «Стране тараканов» я напропалую использовал страх-отвращение. Некоторые в принципе его не признают, так и говорят, прочитав что-нибудь: «ну это не страшно – это просто мерзко». Подростком мне как-то довелось провести ночь в комнате, по стенам которой ползали крупные «земляные» тараканы. Посреди ночи я проснулся от того, что почувствовал, как одна из этих тварей ползает у меня по лицу… Такого ужаса, как в тот момент, я больше не испытывал никогда в жизни. Хотя то был именно страх-отвращение.

А еще бывают страх-опасение, страх-обре ченность, страх-благоговение… Хоррору интересны все виды страха, и я старался вести тебя, читатель, темными коридорами через лабиринт, минуя секцию необъяснимых боязней и комнату ночных кошмаров, прямиком туда, в зону Его Величества Ужаса. Развлекая тебя по пути, как водится, разговорами о чем-то еще.

Но вот мы с тобой уже покидаем «Зону ужаса». Всё самое страшное осталось далеко позади, включая и это длинное послесловие. Камера замирает, выхватив шикарный кадр: кровавая луна на фоне фиолетово-черного неба. Наступает время финальных титров.

Эта книга появилась благодаря нескольким людям, которых я хотел бы упомянуть, поскольку искренне их люблю и всегда буду ценить и уважать. Двое из них уже мертвы – это мой отец и мой дед по материнской линии.

Отец погиб, когда мне было двенадцать, но именно он дал мне первые уроки по части писательства, которые помогают мне в работе и сейчас. Я в то время писал карандашами и ручкой в простых тетрадках, и меня уже тянуло к историям о страшном. Как-то я надумал писать триллер о серийном убийце, поисками которого занимался взрослый мужчина-милиционер, а в итоге сам сыщик и должен был оказаться маньяком. Помню, я дал отцу почитать первые наброски, где описывалось типичное утро моего героя. Папка сказал: «В этом что-то есть, но, слушай, если уж ты пишешь про то, чем взрослый мужик занимается по утрам, то имей в виду, что взрослые должны бриться». Отец научил меня обращать внимание на детали и следить за логикой повествования.

Из меня никогда ничего путного бы не вышло, если бы не моя мать, которая, по счастью, жива и которой я желаю еще многих, многих лет жизни. Я начал сочинять рассказы лет в восемь, как только научился толком читать и писать, и мама, как водится, была моим первым восхищенным читателем. Всем нам, писакам, нужны такие, по крайней мере в начале пути. Потом отсутствие критики становится вредно (и, знаете, я до сих пор чуточку зол на мать за тот случай с грибами в пицце), но в начале всегда нужен кто-то, кто похвалит и воодушевит. Мама всегда поддерживала меня и никогда не корила за совершаемые мной ошибки. Она, в конце концов, заразила меня любовью к литературе – и к литературе ужасов в том числе, потому что зачитывалась ею сама. Возможно, есть писатели, которые росли не в читающих семьях, но я точно не из таких. Спасибо, мама.

После смерти отца мы переехали с ней к ее родителям. И я не могу не сказать о своем дедушке – человеке, который на несколько лет заменил мне отца, который купил для меня печатную машинку и, кажется, переживал, поступлю я в университет или нет, больше, чем переживал по этому поводу я сам. Дед скончался нежданно-негаданно, когда мне было восемнадцать, и брат матери, мой дядька, а по совместительству крестный, сказал на поминках, что теперь я тот мужчина, который обязан заботиться о бабушке и о маме. Я стараюсь. В том числе стараюсь и писать «по-взрослому», всерьез, в память о деде. Он говорил, что все писатели немного сумасшедшие. Иногда мне кажется, что дед был прав и то, чем я занимаюсь, это безумие.