Николай Мокров - Сок граната. Мистические этюды

– Ты не кипятись! – ответил Демьян.

– Да что не кипятись! Сколько наших полегло, и за что? Права нонешняя власть – нет Бога! А сами? Сами мы где? У чёрта на куличках! За что нам такая жизнь?

– Казаки, они исстари охраняют границы России. Видимо и наш черёд пришёл, свою лямку тянуть. Может оно и к лучшему. – Демьян посмотрел на стакан. – Давайте!

Все выпили. Степан не хотел ничью сторону брать. Но, правду чувствовал за Григорием.

– Вот посмотри! Нонешняя власть в Бога не верит, а всем командует. Как такое можно допустить? Электричество провели, свет, радио, трактора, механизмы всякие, каналы. А что было при Николашке? На одного Бога только и уповали. То дождь подай, то холод не напускай – урожай собрать.

– Бать! Гришка прав! – вставил своё Степан, налегая на квашеную капусту и солёные помидоры.– Не ответил добром Бог на нашу хвалу ему.

– Бог – есть справедливость! Откуда вам, олухам царя небесного, знать, что Богу угодно? Может быть это пытка такая у него. Спытать нас хочет. Останемся верны мы ему али нет? – Демьян никак не мог поверить, что его родные сыновья так думают.

– Чего-то он нас долго пытает! – Григорий аж приподнялся со своего места. И они вдвоём со Степаном стали громко кричать, приводить примеры, когда Бог не вступился за них или остался безучастным к ним. Вспоминали о погибших товарищах, умерших от болезней.

– Что вы орёте как оглашенные! Сядьте! Будто я того не знаю… – и Демьян перевёл разговор. – Ты, Стёпка, вчера ездил на «Звездочку» к знахарю. И что он там тебе сказал?

Степан осел, и промедлив, сказал: «Доехал я до того дедка. Объяснил ему, что так мол, и так. Спину сорвал. Врачи не смогли мне помочь. Тяжести поднимал. Болит окаянная, сделай мне облегчение. Дал денег. Дед тот начал внимательно на меня смотреть своими зёнками. Я в него уставился. Долго смотрели мы друг на друга. А потом он деньги мои вертает: „Не могу тебя вылечить!“ – „Эт почему? – спрашиваю его. – Мало тебе денег дал?“ – „Да нет. —говорит. – Тут на меня тоже глядит!“ – загадочно сказал. – „Кто же это?“ – спрашиваю, а у самого мурашки по коже. – „Тот, кто в тебе сидит!“ – нехотя отвечает. – „А кто ж во мне сидит?“ – со страха чуть не падаю. – „А я почём знаю? Предок твой какой-то, старичок. Зырит своими глазёнками. Ходит туда-сюда. Руки за спиной держит, в обнимку. И всё поглядывает на меня, зачем мол пришёл? Не могу я его перешибить и тебя вылечить. Три спину отварами.“ Сел я на бричку. Руки трясутся. Еле с поводьями справлялся».

– Ну! Так это Мотя должна быть, бабка ваша! – сначала удивлённо воскликнул, а потом задумчиво произнёс Демьян. – А тут мужик…. Родич её что ли. Только у неё он сильней действовал. От него и родилась она, наверное …

– Расскажи, бать! Что-то у меня из головы этот случай никак не выйдет. Только и думаю о том, что дедок тот сказал.

– Было это когда ваша бабка в девках ходила. Жила она тогда далече, где-то за городом Львовом. Пахали они там от зари до зари. Света белого не видели. Местный пан их как липку обдирал. Грабил, как только мог. Содержал как скот. Только на Бога и уповали. И вот однажды пану приглянулась Мотька. Не понравилось это ясновельможной панночке. Взъелась. Была она ещё той курвой. И пока пан был в отъезде, испоганила Мотю. Своим слугам на забаву отдала. Но и этого ей показалось мало. Стала та пани холерой для всей семьи. Когда она устраивала пир, приезжала сама с подругами и слугами. На двух каретах с открытым верхом. Одаривала родителей мелкими подарками и забирала Мотю с собой. И вот уже пир. Сидят за столом образованные люди. Не чета нам. Высоко парят господа великие. Смех, веселье. А в разгар того пира притащили Мотьку. Что только с ней не делали: и били кнутами, и топили. Все аплодировали. Интересно же господам! Такого в театрах не увидишь. И так каждый пир. И тут кто-то догадался из них, умные же люди. – «А давайте её вешать каждый раз, на время и на деньги. Сдохнет – не сдохнет!» На том и порешили. И в следующий раз слуги её начали душить. Медленно так. Чтобы сразу не представилась. Все замирали. Кидали деньги. Смотрели на неё. И так уже делали пятый пир. Мотька живуча оказалась. Они уже другую нашли для этих дел. Да эта никак не помрёт. Может слуги пану подыгрывали, чтобы куш сорвать. Ведь гостей становилось всё больше и больше. Посмотреть на азарт. Деньгами скинуться.

Беда. Взмолилась Мотька перед родителями – «Не выдержу больше! Лучше сама на себя руки наложу!» Пошептались всей семьёй, бежать ей надо. Собрали гроши, какие были, и по утру отправили её куда глаза глядят. Лучше, сказали, на Дон. Там люди вольные должны жить. И пошла Мотька по дороге. А тут, навстречу ей, панночка, верхом на лошади выезжает. Обрадовалась так: «Куда ты идёшь? А мы за тобой». Вздрогнула Мотя, но ничего не поделаешь. Не убежишь. Пани посадила её в карету. Сама села напротив. Народ в карете веселится. Мотьку щупают. Шею осматривают. Как ту собаку блохастую.