Игорь Евдокимов - Дело о призрачном юнкере

– Ну, дымохода я в кабинете не вижу. Да и единственный человек, которому мог бы желать смерти орангутан – это "Американец" Толстой, – Владимир весело фыркнул, довольный собственной шуткой, но наткнулся на непонимающий взгляд Павла. – Забудь, случай занятный, но для другого раза. Да и мертв его герой уже лет сорок 13 13 Корсаков переоценивает собственное остроумие, но в целом абсолютно прав. Речь идет о графе Федоре Толстом по прозванию «Американец» (1782-1846), известном авантюристе. Во время кругосветного путешествия на шлюпе «Надежда» он приобрел ручного орангутана, ставшего любимцем команды. К сожалению, скверный характер и отвратительное чувство юмора Толстого настолько довели капитана Ивана Федоровича Крузенштерна, что граф был высажен на Камчатке вместе с обезьяной. В Петербург «Американец» вернулся уже без питомца, судьба которого неизвестна. Вопреки «Убийству на улице Морг», орангутаны – одни из самых миролюбивых и интеллектуальных приматов, абсолютно не склонные к насилию, однако у данного конкретного животного были бы все основания свести счеты с графом Толстым. …

Корсаков осекся – его привлек блеск на полу.

– У окна лежит разбитый бокал, – Владимир нагнулся и принюхался. – Запах почти выветрился, но угадывается арманьяк. В осмотре указано, где нашли пистолет?

Постольский зашелестел бумагами:

– Да, на полу, недалеко от бокала!

– Значит, мы можем предположить, что в момент нападения генерал стоял у окна. Он обронил бокал и, очевидно, пистолет, а затем отшатнулся от окна к шкафу, где его и настиг убийца. Судя по беспорядку, Сердецкий пытался подняться, схватившись за шкаф и стол, но снова был опрокинут на землю. Это какой силищей надо обладать, чтобы так быстро лишить человека возможности сопротивляться?

– Значительной, – голос, раздавшийся от дверей кабинета, заставил Корсакова и Постольского вздрогнуть. – Простите, не хотел вас напугать!

У порога стоял добродушного вида полноватый офицер небольшого роста с седыми редеющими волосами и красноватыми глазами.

– Позвольте представиться. Красовский, Алексей Юрьевич. Я старший врач училища, к вашим услугам. Ваши коллеги привлекли меня к осмотру бедного Владимира Павловича.

Корсаков и Постольский поочередно представились.

– Значит, это вы заключили, что генерал Сердецкий был забит шпицрутенами? – спросил Владимир.

– Именно так. Я, почитай, военным врачом служу с 1843 года, еще до приказа по военному министерству об отмене телесных наказаний 14 14 Приказ №120 вышел 17 апреля 1863 года , поэтому, увы, насмотрелся на подобное с лихвой, и ни с чем не спутаю, уж поверьте.

– Но как человек может получить несколько тысяч ударов прямо здесь, в кабинете?

– А вот этого не могу знать, простите покорно – потупился Красовский. – Только прошу вас поверить, что ничем иным, кроме как прогоном сквозь строй, такие раны не нанести. Загадка сия велика. Вы вот спросили про силу нападавшего. Это я могу вам сказать – даже самые стойкие не выдерживают более 6000 палок за раз. Судя по ранам, сохранившимся на более нетронутых частях тела, удары наносились весьма тонким прутом. Несмотря на свой возраст, Владимир Павлович был крепким стариком, как и подобает военному. Богатырского телосложения, если позволите. То, что он так быстро утратил способность к сопротивлению означает, что удары были необычайно сильными и быстрыми.

– Благодарю за ваши знания, Алексей Юрьевич, – уважительно кивнул Корсаков.

– Да что вы! – смущенно махнул рукой врач. – А теперь, если вас не затруднит, давайте покинем кабинет. Николай Сергеевич послал за вами и будет страшно сердит, если я не смогу уговорить вас уйти. Вы же увидели все, что хотели?

Корсаков еще раз внимательно обвел глазами кабинет, но не встретил ничего, за что бы мог зацепиться взгляд. Он переглянулся с Постольским, однако жандарм только пожал плечами.

– Да, конечно, пойдемте, – согласился Владимир. Перед выходом на глаза ему попался перевернутый дагерротип на столе. Пока Красовский возился с ключом, Корсаков поднял рамку и бегло осмотрел изображение. С фотографии на него смотрели четыре офицера в парадной униформе середины века. В центре гордо возвышался человек-гора, очевидно – Сердецкий, тогда еще полковник. Справа и слева от него безошибочно угадывались два человека, которые встретили их в училище – Панин и Красовский, тоже молодые, и ниже по чину. Четвертый офицер стоял чуть поодаль, с задумчивой улыбкой на губах. На секунду перед глазами Владимира эта сцена ожила – троица смеется, пытаясь принять сколь возможно солидные позы перед фотоаппаратом, Сердецкий машет рукой стоящему поодаль молчаливому другу. Тот качает головой. К полковнику присоединяются его спутники и буквально вталкивают четвертого в кадр. Видение кончилось. Корсаков положил дагерротип на место и поспешил покинуть кабинет.