Ева Авер - Тридцать второе июля

Декель смотрит на меня так, будто размышляет над брошенными в пылу гнева фразами, а затем игриво изгибает бровь, склоняется ко мне и шепчет в самое ухо, обдавая жаром своего дыхания:

– Похоже, кое-кто меня чертовски ревнует…

Он отстраняется, демонстрируя самодовольную ухмылку и горящий победным огнём взгляд.

На мгновение я теряю дар речи, задыхаясь от ярости, но заставляю взять себя в руки и сдержанно процедить:

– Похоже, у кого-то слишком раздутое самомнение…

Он продолжает пристально смотреть на меня, только теперь к ехидству добавляется ещё и явное сомнение. Очевидно, он ни капельки не поверил моим словам. Но я совершенно не хочу, чтобы он видел мои чувства! Поэтому приходится добавить:

– Ты, возможно, привык, что женщины терпят пренебрежительное отношение к себе, только ради того, чтобы постоять рядом с тобой. Но я точно не из их числа! Вообще-то здесь целая куча людей, с которыми я могу провести время с большей пользой!

Он меняется в лице, стискивает зубы и, секунду поиграв желваками, склоняется ко мне:

– Я тоже найду, с кем провести время…

В моих ушах ещё звучат эти тягучие слова, когда он огибает меня, намеренно задев плечом, и направляется прямиком к пустоголовой чертовке.

Поверить не могу! На глаза непроизвольно наворачиваются слёзы. Направляюсь к двери и боковым зрением замечаю, как Декель ведёт эту смазливую финансистку на середину зала, крепко обхватив рукой за талию. Резко втягиваю воздух, чтобы не поддаться эмоциям, и последнее, что вижу перед тем, как опрометью выскочить из зала, – их тесно прижавшиеся друг к другу фигуры, двигающиеся в танце под медленный ритм звучащей мелодии.

Выбегаю на улицу и позволяю вечерней прохладе немного остудить себя. Слава Богу, на крыльце и на площадке перед ним никого нет; хотя на веранде над своей головой я слышу гомон множества голосов. Но оттуда меня не видно. Делаю несколько глубоких вдохов и быстро направляюсь к воротам. Но едва я их миную, как прямо передо мной тормозит автомобиль. Водительская дверь открывается и… О, Господи! Только этого мне не хватало! Из машины выходит Морфей, обходит её и открывает пассажирскую дверцу:

– Садись, – он смотрит на меня не то с жалостью, не то с грустью. Никогда не видела его таким. Без привычной добродушной улыбки его лицо кажется другим – более мужественным.

– Ну же, Тэра! Я просто отвезу тебя домой, – он терпеливо ждёт, слегка склонив голову набок.

Тяжело вздыхаю и сажусь в машину. Не считая его вопроса о том, куда ехать, и моего короткого ответа, всю дорогу мы молчим. И я очень благодарна ему за понимание: он ничего не спрашивает и не пытается утешить. Впрочем, я даже не знаю, видел ли он всё, что происходило во время моего разговора с Декелем, и – если видел – насколько правильно всё понял. Хотя… Разумеется, он всё видел и всё понял, иначе бы он на меня так не смотрел… и не молчал бы на протяжении всего пути… И когда он только успел так быстро покинуть ресторан и подогнать автомобиль к воротам?

Остановив машину у моего крыльца, Морфей поворачивается ко мне и прежде, чем я успеваю открыть дверцу, произносит:

– Тэра, он просто кретин! Не переживай так… Хорошо?

Я смотрю на него и слабо улыбаюсь.

– Спасибо, что подвёз, Морфей.

– Да не за что, – отзывается он.

Его взгляд и крепко обхватившие руль пальцы выдают волнение. Словно он хочет что-то сказать, но не решается. А потом вздыхает и всё же добавляет:

– Тэра, если ты вдруг захочешь поговорить… Я не имею в виду… В общем, я хочу сказать… О чём угодно… Я просто хочу, чтобы ты знала…

Я сжимаю пальцами его руку, отчего он мгновенно замирает, и, глядя в серые искренние глаза, тихо произношу:

– Я знаю. Спасибо тебе ещё раз.

Быстро выхожу из машины и, не оборачиваясь, взбегаю по ступеням крыльца.

Ночью лёжа в постели никак не могу перестать думать о событиях сегодняшнего вечера. Меня переполняет чувство сожаления, которое сменяется злостью и на себя, и на Декеля, и ещё больше на распутную финансистку. Сначала я жалею, что вообще поехала на этот дурацкий корпоратив; потом прихожу к выводу, что надо было больше времени уделить своей внешности – возможно, тогда я смогла бы удержать на себе ускользающее внимание Декеля.

Снова и снова прокручивая в памяти произошедшее, не могу отделаться от мысли, что на какую-то долю секунды я уловила взгляд Декеля, брошенный им украдкой в мою сторону, когда он танцевал с блондинкой – прямо перед тем, как я выскочила из зала. А вдруг он просто хотел вызвать мою ревность? Может, его задели мои слова, и он всего лишь желал таким образом уколоть меня? Понимаю, что утешаться подобными иллюзиями очень глупо, но не могу заставить себя смириться с тем, что всё так, как есть.