Евгений Петропавловский - Письма мёртвой Ксане

Говорить было не о чем. Да от него и не требовалось… Казалось, некуда девать руки. Андрей стоял столбом, никаких возможностей к действию ситуация ему не оставляла. Происходящее было ему не по нутру, он не знал, как себя вести в эти неловкие минуты, но куда денешься?

Андрей уже начал жалеть о том, что отверг предложение Ксаны и не укрылся в её комнате от изучающих – и оттого вдвойне неприятных – старушечьих взоров. В какой-то момент остро захотелось вынырнуть из похоронной атмосферы, чтобы глотнуть свежего воздуха нормальной жизни – плюнуть на приличия и вырваться из чужой печальной стихии. Однако он подавил это желание.

Всё вокруг представлялось нескладным, принуждённым, словно выдуманным.

К счастью, томительно-молчаливое ожидание продолжалось не более нескольких минут. Затем появились шестеро мужиков и кряжистая тётка отчётливо командной наружности. То были делегаты от завода, на котором (это Андрею шёпотом поведала Ксана) до начала девяностых проработала покойница, сделав карьеру от простой сборщицы до директора. Заводчане быстро выяснили какие-то детали с матерью Ксаны, а затем, не откладывая дело в долгий ящик, подняли гроб на плечи и, бесцеремонно мотыляя его из стороны в сторону, понесли на улицу.

Так несуразно начался день.

– Оксана!

– Чего?

– Иди сюда скорее! – мать стояла на ступеньке катафалка (открытый гроб уже погрузили внутрь) и нетерпеливо махала дочери рукой. – Ты что же, не видишь, мы сейчас поедем! А ты, Андрюша, садись в автобус!

– Нет, мам, вы езжайте сами, – отозвалась Ксана. – Андрей сегодня на машине, я поеду с ним!

– Ну что же ты, доченька, так нельзя, – начала было возражать мать. Но Ксана не стала её слушать. Она отвернулась и взяла Андрея за локоть:

– Давай-давай, пошли отсюда, – сказала тихо. – Надоел этот цирк.

И они направились к его «семёрке».

Дворовые зеваки косились на них в сочувственном молчании.

…Андрей не торопился. Решил ехать в хвосте процессии. Он пропустил вперёд катафалк, три похоронных автобуса и несколько автомобилей. Затем повернул ключ в замке зажигания и, выжав сцепление, медленно тронулся.

Ксана положила ладонь ему на плечо:

– А знаешь что, Андрюша, давай никуда не поедем.

– В смысле?

– В смысле – ну его, это кладбище. Давай лучше двинем к тебе.

– Да ты что, малышка, очумела? – опешил он. – А как же похороны? Опомнись, твою ведь бабку хоронят.

– И что с того? Мир ведь не рухнул.

– Я вижу, ты не очень-то близко к сердцу принимаешь смерть Оксаны Васильевны.

– Ошибаешься, я огорчена, как любой нормальный человек. Однако рвать на себе волосы не собираюсь. Все ведь знали, что бабушка рано или поздно умрёт, и я знала, поэтому никакой неожиданности не произошло.

– Ладно, я всё понял. Жизнь продолжается.

– Вот именно. Наконец-то включил мозги, молодец. А теперь поехали к тебе.

– Но твои родители обидятся.

– Пусть.

– Как это – пусть?

– А так. Разве не видишь, что папик и мамик только рады? Понятно, надоело ухаживать за лежачей больной. Кстати, ты не думай, я их не осуждаю нисколько. Просто не хочется этой похоронной тягомотины: сейчас заводские начнут возле могилы произносить речи, размусоливать всякую фигню про трудовые заслуги бабушки. Тебе это надо?

– Дело не во мне. Ты же понимаешь: если мы не появимся на кладбище, мать с отцом наверняка оскорбятся по-чёрному. Причём ещё неизвестно, на кого больше, на тебя или на меня. Ведь как пить дать решат, будто это моя инициатива: взял и подбил тебя смыться с похорон… Нет, я так не могу.

– Да брось, ерунда это всё. Если ты такой стеснительный, то – пожалуйста – я им скажу, что сама не захотела ехать… Ну, умерла баба Ксана. Ей теперь всё равно, простоим мы с тобой лишние полчаса над её гробом или нет. А показуху я не люблю.

– Всё же неудобно.

– Да? – она игриво посмотрела на Андрея. И положила ладонь ему на колено:

– М-м-м…

– А так – тоже неудобно? – её пальцы сместились на внутреннюю сторону его бедра и – одновременно с короткими круговыми поглаживаниями – медленно поползли вверх. – А ну-ка, давай признавайся по-честному: неудобно? Или уже немножечко удобнее? А, Андрюш?

Он, прерывисто вздохнув, сбросил газ и, вырулив к обочине, затормозил. Затем откинулся на спинку сиденья.

А она приблизила свои пухлые блестящие губки к его уху:

– Мы не виделись целых три дня. Честно говоря, я надеялась, что за это время ты успел меня захотеть.