Евгений Петропавловский - Письма мёртвой Ксане

– Андрюш, это наша баба Ксана ласты склеила. Скоро выносить будут. Пошли пока ко мне в комнату.

– Неудобно.

– Почему?

– По кочану. Мать с отцом где?

– Где ж им быть, у гроба сидят.

– Давай подойдём.

– Оно тебе надо?

– Я же говорю: неудобно. Странная ты какая-то, Ксанка. Давай не глупи, отведи меня к родителям.

– Ну ладно, как хочешь.

Она двинулась впереди, склонив голову. В тесноте заставленного шкафами и разной рухлядью длинного коридора сновали пришлые люди. Все незнакомые, естественно. Какая-то пышнотелая дама бальзаковского возраста приличествующим случаю скорбным голосом спросила у Андрея:

– Вы от завода?

– Нет, – удивлённо откликнулся он, остановившись. И после секундной заминки добавил – совсем уж глупое:

– Я сам по себе.

– Извините, – стушевалась дама.

– Да ничего.

– Проходите, пожалуйста… – дама зашуршала длинным подолом чёрного шерстяного платья в направлении кухни, откуда доносились женские голоса и аппетитные запахи приготовляемых к поминкам блюд; а Андрей ускорил шаг, догоняя Ксану.

…А вот и предки – Сан Саныч и Виктория Петровна.

Несколько слов соболезнования. В ответ – сдержанные кивки матери и философски-беспечальный вздох отца (понятное дело – над телом тёщи мало кто особенно убивается):

– Хоть и жалко Оксану Васильевну, но так оно, может, и лучше: отмаялась, бедная, – сказав это, папик смущённо почесал кончик носа.

– А то ведь лежала последние три года без движения, – продолжила его мысль маман, – и нам, и ей одно мучение.

Достав из рукава скомканный носовой платок, Виктория Петровна потёрла им свои бесслёзные глаза. И присовокупила к сказанному:

– Мама не верила в Бога, но я верю. Сейчас на том свете ей хорошо. Намного легче, чем здесь, я уверена.

– Да перестань ты ерунду молоть, – раздражённо бросил её супруг. – Слышала бы тебя Оксана Васильевна, ей бы это наверняка не понравилось.

– А я, между прочим, имею право на собственное мнение. Что ты меня стрижёшь глазами, как будто я совсем дура? Если ты неверующий, это совсем не значит, что другие должны подстраиваться под твои взгляды. Нет, скажи, разве я не имею права на собственное мнение?

– Имеешь, имеешь, конечно. Но это её похороны, а не твои, чёрт возьми.

– Нашёл время и место поминать чёрта. Ты ещё пожелай и мне умереть поскорее.

– Ты же прекрасно знаешь, что я тебе ничего подобного не желаю, Виктория. Зачем начинаешь, как всегда? Нет, ну в самом деле, кто тебя сейчас заставляет лезть в бутылку?

– Это ты лезешь в бутылку, а не я.

– Ну вот, начинается. Давай не будем усугублять.

– Так ты и не усугубляй, пожалуйста. Не цепляйся к моим словам и не выворачивай всё наизнанку. В конце концов, Саша, это у меня мать умерла, а ты ведёшь себя как чурбак бесчувственный. Мог бы проявить хотя бы элементарный такт…

Не обращая внимания на окружающих, они углубились в долгие препирательства с застарелым перечнем взаимных обид. Бубнили вполголоса, перебивая друг друга и ни в чём не находя согласия.

Впрочем, Андрей не особенно прислушивался. Обычная семейная нудь с поправкой на несообразность эмоций Сан Саныча и Виктории Петровны с обстоятельствами времени и места… Он не очень-то прислушивался, хотя это не избавило от чувства неловкости. Вряд ли найдётся человек, которому не станет немного не по себе в подобной ситуации.

Гроб стоял на раздвижном обеденном столе. Старуху, вероятно, с трудом втиснули в него – и без того грузную, а теперь и вовсе безобразно раздувшуюся, пожелтевшую, почти неузнаваемую. Зато от неё, обмытой и одетой во всё чистое, впервые не воняло мочой… Вокруг стола, точно стая предвкушавших пиршество волколаков, каменно сидели дряхлые, средней опрятности бабки, среди коих смотрелись незваными гостями два деда в почти одинаковых тёмно-серых костюмах с промокшими от пота подмышками.

В жизни случается немало ситуаций, когда невозможно избежать ложного пафоса, и к похоронам это относится в полной мере. Так сейчас на лицах всех присутствовавших были нарисованы сознание торжественности момента и неукоснительная готовность дотянуть погребальную волынку до конца. Кем приходилась им почившая Оксана Васильевна? Родственницей? Вряд ли. Скорее, вокруг гроба собрались её друзья-подруги. А может, бывшие сослуживцы и сослуживицы.

На спинке дивана лежали красные бархатные подушечки с наградами усопшей. Здесь были: золотая звезда Героя соцтруда, орден «Знак почёта», медаль «Ветерану труда», юбилейная медаль к столетию со дня рождения Ленина, и ещё несколько наградных знаков.