Герман Чернышёв - Свет Неутешенных

– Оттащите тело наверх. Шевелитесь, вытрите тут всё и к работе. К работе, господа.

Олви и ещё один шахтёр, не менее потрёпанной наружности, поволокли Толвиаса вверх по тропке, кряхтя и испуганно бранясь вполголоса. Остальные с подозрительной прыткостью разошлись по своим туннелям, и стук мало-помалу возобновился.

«Толвиас проработал в копях подольше многих, – приземистый Соттак отряхнул бороду от пыли, поглядывая на кровавый след с помоста. – Сорвался… Вот так взял и сорвался?»

Обычно он не любил встревать в дела, его не касающиеся, но, как-никак, Толвиас приходился ему приятелем. Они трудились в соседствующих проёмах и частенько коротали время, распивая разбавленный эль за обсуждением каких-нибудь незначительных новостей. Хотя в последнее время все пересуды как-то сами собой сводились к нечисти, заполнившей всю ближнюю и дальнюю округу.

«Король убёг, – лопотал Толвиас, отрываясь от бурдюка, изредка почёсывая неказистую рожу. Они сидели на выступе, уставившись на выход из копей, освещённый далёким пятнышком света. – А ты говоришь, делать. Что делать? Кайлом стучать – других соображений не имеется».

– Соттак, что с тобой? – прогудел знакомый голос.

– Креупци, – шахтёр обернулся, не изменившись в лице, и медленно вернул взгляд в темноту. – Ты… слышал, да?.. Уже слышал?..

– Мне жаль, – Креупци с трудом потёр глаза, даже головой двигать не хотелось. Душный полумрак сгущался. Убаюкивал. – Не работается как-то, верно? После такого… Видно, он сослепу…

Какое-то время Соттак пасмурно молчал.

– Креупци… ты… ты же и без меня знаешь, что не сослепу, – прождав ответ чересчур долго, шахтёр повернул голову – никого. – Креупци?.. Ты… здесь?

Креупци уже не слышал. Ничего, кроме своей осторожной поступи. «Влево, опять влево…» Тропа уходила вниз, по бокам тянулись подпорки с тухнущими факелами, невысокие своды оставались в тени. Уклон почти не чувствовался, с непривычки таким лядом можно было уйти глубоко-глубоко, особенно если не знать, куда идёшь. Но Креупци знал, хорошо знал – в темноту.

Тоннель оборвался без видимого предупреждения. Креупци вышел на ограждённый помост, выдающийся над пропастью, и застыл. Он волей-неволей всегда засматривался. Перед ним зияла гигантская подземная долина – низинный ярус. Здешние шахтёры выглядели куда менее располагающе: мрак сказывался на них неблаготворно. Усталость и сдавленная злость не сходили с пыльных физиономий. Они почти не разговаривали, не смотрели друг на друга, будто одно железо для них и существовало. Бугристые рудные жилы стонали под ударами старых кирок, эта песня не прерывалась никогда.

Не удивительно, шахтёры и в целом-то не особенно приветливы, тем более, в такой глухой темноте. Колеблющееся пламя факелов, казалось, только сгущает её. Она почти осязаема, сочится отовсюду, как туман, окутывает и усыпляет. Единственное, что приводило в чувства, спасало от смертельной дремоты – надрывный кашель, от него делалось не по себе. То тут, то там, и снова – «тук… тук… тук…»

Одинокий шахтёр, спящий у стены на прохудившемся тюфячке, вздрогнул и перевернулся на спину, опять дёрнулся. Креупци глянул на него, как на очередной булыжник, попавшийся по пути, и подцепил за кольцо погнутый фонарь, бесхозно покоившийся возле стянутой перед сном сбитой обувки. Тусклый огонёк свечи определённо не привлекал внимания. Как и требовалось.

– Я работаю в копях уже двадцать лет, – в голосе Соттака прозвучала неуверенная настойчивость. – И за эти двадцать лет я ни разу… Уодс… ни разу не видел, чтобы он оступился хоть на шажочек. Хватит дурить меня. Я… не слабоумен. Знаю, что сделалось. Только не знаю как. И работать дальше я не буду. Не буду.

Уодс снисходительно вздохнул и упёрся предплечьями в заборчик, отделяющий их от пропасти.

– Ты хороший работник, Соттак. Жаль только, в твою работу не входит сметливость. С чего ты взял, что я, как ты говоришь, дурю тебя? Нужно мне это?.. Не нужно. Я нуждаюсь в каждом шахтёре.

– В каждом никто не нуждается, – Соттак таращился во мрак, переминаясь с ноги на ногу. Доски помоста то и дело поскрипывали. – Я догадываюсь, кто может знать. Тот старик. Толвиас работал с ним на нижнем ярусе. То-то он такой перепуганный ходит.

– Родорик? Это вряд ли. Он всегда такой. С тех пор, как сбежал от жены.

– Толвиас говорил, они копают какие-то тоннели. Не для добычи железа. Для чего, сказал, не знает. Он был сам не свой последние дни. Говорил мало, не как обычно. Обычно он много говорил. Так, что и не заткнуть. А тут молчит. Я и насторожился, но расспрашивать не стал. Надо было… Хотя я и без объяснений догадываюсь, что там что-то нечисто. Я не буду работать, в бездну эти шахты. Я думал, хоть здесь я допрошусь покоя, – шахтёр повернул к надсмотрщику перекошенное лицо. – Мало нам этих слепых смрадышей, так ещё и король нас бросил. Как же это, а?.. Коггвот разорён, люди прячутся от света, лишь бы не видеть того, что делается. Так… не должно быть. В бездну вас. Вас всех с вашей проклятой духотой.