Максим Диденко - Цена слова

− Терри, − окликнул он пса, но тут же потупился. − Почему Терри? Откуда я знаю твое имя?

Вновь перейдя на шепот, Даррел задавал вопросы, обращаясь больше к самому себе, нежели к четвероногому соратнику. Тем временем питомец с интересующимся взглядом рассматривал хозяина и ждал, когда тот продолжит фразу и скажет причину того, почему окликнул его.

Долго ждать не пришлось. Потерев виски, Даррел усмехнулся тому, что сейчас собирается вполне серьезно начать беседу с псом, вздохнул и заговорил:

− Дружище, если бы ты мог, ты бы рассказал мне о том, что же нам предстоит увидеть или совершить в конце пути, правда? – взъерошив тому загривок, внимательно смотрел в глаза и задавал вопросы так, будто бы это был последний шанс во всем разобраться. − Какая наша цель? Я всей своей сутью ощущаю, что мне необходимо туда попасть, только не могу понять для чего. Мне нужны хоть какие-то ответы, а я уверен, что ты знаешь больше моего.

Закончив свой монолог, он еще несколько секунд всматривался в столь умные глаза друга, как бы пытаясь по взгляду понять, что именно тот хочет ему сказать, после посмеялся сам с себя и погладил его по голове.

− Я бы угостил тебя чем-то вкусным, будь у меня таковое, но, к сожалению, у меня ничего для тебя нет, − произнес Даррел, наспех прощупывая содержимое своих карманов и поясного мешочка.

Все, что он смог найти − монету с золотистой нитью, но лишь прикоснувшись к ней, в тот же миг ощутил, как в его глаза ударил яркий свет, который тотчас ослепил его.

− Дорогой? − тот же знакомый и любимый голос его жены зазвучал в голове такими приятными, нежными нотками. − Ты меня слышишь? Как ты себя чувствуешь?

− Мистер Эштон, меня зовут Артур Хейлем. Я ваш лечащий врач. Если вы меня сл…

− Да, я слышу вас обоих. Я в порядке, кажется… Если не считать этой дикой головной боли, − вполголоса заговорил Даррел, прервав речь доктора. − Мне бы стакан воды. Я так понимаю, что я снова отключился. На сколько в этот раз?

− Тридцать семь часов, − избегая лишней информации, проговорил доктор, внимательно взглянув на свои наручные часы. − Меньше, чем в прошлый раз.

– От этого как-то не легче, если учесть, что мы уже, как я вижу, не дома, а в больнице, – отвечая будто бы на заданный вопрос, но не выражая никаких эмоций в голосе, сказал Даррел.

Пока доктор собирался с мыслями, он решил воспользоваться воцарившейся в комнате тишиной: сделав сразу несколько больших глотков воды из стакана, который так быстро и незаметно принесла одна из медсестер, он попытался напрячь еще не привыкшее к свету дневных ламп зрение, дабы лучше рассмотреть помещение.

Его больничную койку окружали несколько стандартных аппаратов, применяющихся для отслеживания жизненных показателей пациента, капельница с прозрачной жидкостью, трубка от которой спускалась прямо к его руке, а также белый металлический стеллаж с разными рентгеновскими снимками в пластиковой полупрозрачной папке.

Он не стал дожидаться слов доктора и решил спросить сам:

− Доктор Хейлем, вам удалось что-то выяснить, пока меня не было?

Элизабет к тому времени уже стояла рядом с любимым с крепко сжимала его руку, поглядывая то на врача, то на мужа.

– Да, − начал тот. − Пока вы были без сознания, мы провели ряд тестов. Мне жаль приносить плохие известия.

Сделав небольшую паузу, он прочистил горло и немного понизил тональность. Здесь мне стало ясно, что доктор старается таким образом придать своему голосу максимально профессиональное звучание, так как следующие его слова станут самыми важными среди всех, сказанных до этого момента.

Подготовившись, Хейлем продолжил:

− Мистер Эштон, по результатам томографии мы выявили неоперабельную глиосаркому четвертой стадии, расположенную в левом полушарии затылочной доли головного мозга. Она, расширяясь, давит на кору мозга и вот такими приступами вызывает ту самую форму комы, в состояние которой вы периодически входите.

Данный тип саркомы считается одним из самых агрессивных, среди всех известных современной медицине, так как ее развитие происходит очень стремительно. Начиная от стадии, в которой еще нет симптомов, до той, которые наблюдаются у вас, проходят считанные дни, именно поэтому ее настолько сложно обнаружить тогда, когда еще возможно что-либо предпринять.

Также, она является резистентной к химио- и лучевой терапии. Мне очень жаль, мистер Эштон, но как шансов на какой бы то ни было успех, так и времени, у вас практически нет. Сколько вам отведено − день, два, неделя − зависит теперь непосредственно от вашей жажды жить и силы духа, − закончил свой приговор Хейлем уже не с профессиональной читкой врача, а с искренней горечью в голосе. После, выдержав недолгую паузу, он добавил: – Если хотите, я могу назначить вам обезболивающие, которые помогут справляться с головной болью, и сегодня же выписать вас домой.