Денис Игумнов - Золото Флинта

От мёртвых перешли к живым. Пираты прикрепили доску к палубе так, чтобы её добрая половина высовывалась за борт. По этой доске они гнали офицеров со связанными за спиной руками, подбадривая их тычками сабель в ягодицы.

– Шевели вёслами, моллюск палубный! – кричал лысый пират в камзоле, одетом прямо на голое тело.

– Не жмись, паренёк, шагай смелее. ХА ХА ХА ХА ХА, – заржал косматый рыжий пират с голым мускулистым торсом.

Молодой офицер дрожал, но голову держал прямо, на своих мучителей не смотрел – не хотел давать им повод для лишней радости, про себя шептал молитву и маленькими шажочками неуверенно, покачиваясь, шёл по доске.

– Мачту тебе в зад! Чего ты копаешься, слизь килевая? А ну, как вы умеете, – марш-марш и вперёд! – Квартирмейстеру надоело смотреть, как офицер оттягивает неизбежное. Подскочив к нему, он, здоровый, как медведь, заросший курчавой шерстью, с кудряшками буйно прущими из-под платка, защищающего голову от солнца, вытащил абордажную кривую саблю с широким клинком и её остриём лихо угостил офицера чуть пониже копчика.

Раз! Белобрысый англичанин ойкнул, ощутив в себе инородный предмет, и сделал три быстрых шага по доске. Оказавшись у края, он согнулся в поясе, распрямился, качнулся и, не удержав равновесия, ухнул с доски в воду. Удар тела о воду, всплеск, и офицер пошёл камнем на дно, извиваясь как червяк. Стать добропорядочным утопленником ему не дали акулы. Две из их стаи, самые проворные, скользнув к нему бесшумными торпедами, разорвали его на две части. Одной рыбине, той, что выглядела крупнее, досталась верхняя часть туловища с головой и грудной клеткой, а другой – подрагивающие в предсмертной судороге ноги. Смерть офицера флибустьеры встретили громкими криками пьяного ликования и выстрелами в воздух.

За первым офицером пошли и другие, разделив его печальную участь, исчезнув из мира в пастях ненасытных прожорливых людоедов, переварившись в их необъятных утробах в нечто совершенно противоположное церковному елею.

Настала очередь и капитана – рыхлого мужчины сорока с лишним лет. В порванной в клочья одежде, вымазанный в собственной и чужой крови, с крепко побитым лицом, он растерял всю свою недавнюю важность, с которой раздавал подчинённым приказы и требовал от слуг неукоснительного исполнения всех своих прихотей.

Встав перед капитаном Прайсом, возвышаясь над ним, как великан над мышью, Флинт сказал:

– Отплавался, капитан? Что ты глаза-то отпустил, джентльмен паршивый? Смотри на меня, смотри на свою смерть, смотри на Флинта, когда он с тобой разговаривает!

Послушавшись, Прайс посмотрел на страшного пирата. Щека у него дрогнула и он, поняв, что терять ему нечего, заявил:

– Да покарает вас господь бог. Вы исключительный негодяй и за все злодеяния гореть вам в аду.

– ХА ХА ХА, – Флинт, откинув голову назад, заразительно хрипло рассмеялся. Прекратив смех резко, неожиданно, он отвесил Прайсу тяжёлую плюху. Англичанин покачнулся, но на ногах устоял. – Это мы ещё посмотрим, кто из нас гореть будет. Богом ты меня не пугай, до него далеко, а дьявол близко. И сейчас я тебя с ним познакомлю.

– Подавиться мне кишками святой Магдалины, если ты у меня не обоссышься, – приближаясь с верёвкой в руках к Прайсу, пообещал пират Харикейн, известный любитель приводить приговоры, вынесенные Флинтом, в исполнение.

Капитана Прайса поставили на бочку, накинули на шею петлю и Харикейн под общие насмешки и крики англичанина – «Негодяи! Низкие выродки!» – выбил бочку из-под его ног, а двое его помощников подтянули веревку, вздёрнув Прайса на рею. Так он болтался, семеня ногами, словно желая убежать по воздуху от смерти, багровея лицом, пока не скончался, сделав напоследок то, что предсказывал ему Харикейн.

Фрегат Флинт решил пустить на дно. Заполучив трофеи, приказал поджечь корабль. Он считал, что чужой корабль может мстить за свой экипаж, принося беду победителям и убийцам, хотя многие из команды в тайне и ворчали на такую расточительность. Флинт никогда не изменял своему «Моржу», оставался верен ему и не блудил, как он сам говорил, с другими кораблями.

Серебро, шоколад, порох, ружья и деньги, собранные по карманам убитых пиратами солдат и матросов, снесли в трюм, отложив делёж трофеев до возвращения в порт.

На фоне гаснущего фиолетового неба фрегат полыхал оранжевым факелом погребального костра, впечатляющего размерами воображение даже таких не склонных к сантиментам типов, как морские разбойники. Между острых языков огня ещё долго раскачивался на рее чёрный силуэт капитана Прайса, пока и он не вспыхнул, как пучок сухого сена, закоптив сальной свечкой, и не сгинул в жаркой стихии.