Джозеф Шеридан Ле Фаню - В тусклом стекле

Ссылка указывает на том I, раздел 317, примечание Z a. В этом примечании говорится: «О поразительной истории достопочтенного судьи Харботтла повествуют два источника: сообщение, полученное мной от миссис Триммер из Танбридж-Уэллса, датируемое июнем 1805 года, и значительно более поздний рассказ Энтони Хармана, эсквайра. Я решительно предпочитаю первый: прежде всего, он подробнее, взвешеннее и, как мне кажется, выдает бóльшую осведомленность; кроме того, в него вставлены письма доктора Хедстоуна – ценнейший материал, помогающий лучше разобраться в природе данного случая. Из всех известных мне примеров открытия внутреннего восприятия лишь очень немногие задокументированы столь же надежно. К тому же данный случай сопровождался феноменом, который встречается настолько часто, что можно говорить о нем как о законе, определяющем подобные странные явления; то есть мы убеждаемся в очередной раз, что подобное вторжение мира духовного в мир обычный бывает, я бы сказал, заразительным. Едва воздействие духовного мира коснулось одного пациента, как возникшая энергия начала распространяться во все стороны, в разной степени влияя на прочих. Раскрылось внутреннее зрение у ребенка, и то же произошло с матерью, миссис Пайнвек, а у судомойки прорезался еще и внутренний слух. Последующие явления объясняются законом, который описан в томе II, разделы с 17-го по 49-й. Возникает связующий центр, который соединяет – или иногда воссоединяет – нескольких субъектов; насколько долго он может существовать, указано, как мы видим, в разделе 37. Максимум составляет несколько дней, минимум – какие-то секунды. Действие этого закона наглядно проявляется в некоторых случаях помешательства, падучей, каталепсии, а также одержимости – необычных и мучительных, однако не влекущих за собой потерю дееспособности».

Сообщение миссис Триммер из Танбридж-Уэллса, которое доктор Хесселиус считает лучшим из двух источников, описывающих случай судьи Харботтла, я не смог найти в его бумагах. В письменном столе обнаружилась, правда, записка, согласно которой письмо миссис Триммер было отдано на время доктору Ф. Хейну. К этому высокоученому джентльмену я, соответственно, и обратился, и получил ответ, содержавший многократные уверения в том, что корреспондент встревожен и огорчен возможной пропажей столь «ценного манускрипта», а также давнюю записку доктора Хесселиуса, которая полностью снимала ответственность с его коллеги, поскольку бумаги были благополучно возвращены владельцу. Таким образом, мне остается удовольствоваться для данного сборника только рассказом мистера Хармана. У покойного доктора Хесселиуса в том же примечании, которое я ранее цитировал, сказано: «Что касается фактов, не имеющих отношения к медицине, версия мистера Хармана в точности соответствует версии миссис Триммер». Сугубо научная сторона данного случая едва ли будет интересна рядовому читателю, и не исключаю, что, даже имея под рукой оба рассказа, я отдал бы предпочтение варианту мистера Хармана, который и приведен полностью на нижеследующих страницах.

Три десятка лет тому назад один старик, которому я ежеквартально платил небольшую ренту с какой-то своей недвижимости, в очередной раз пришел ко мне за деньгами. Вел он себя сухо и сдержанно, имел печальный вид человека, знавшего лучшие дни, и держался во всех отношениях достойно. Именно таким людям мы больше всего доверяем, когда слышим истории о привидениях.

И подобную историю он мне, пусть с заметной неохотой, и поведал; началось с того, что он счел нужным объяснить обстоятельство, на которое я иначе не обратил бы внимания: обычно он являлся через неделю после назначенной даты платежа, и теперь пришел через пять дней. Причиной было его внезапное решение сменить жилье, отчего ему пришлось чуть раньше внести за него плату.

Жил он на сумрачной улице в Вестминстере, в просторном старом доме, очень теплом, потому что стены были сплошь одеты панелями, количество окон не превышало необходимое, ставни были плотные, а переплеты частые.

На окнах висели объявления, что дом продается или сдается внаем. Но ими, похоже, никто не интересовался.

Заведовала им сухощавая смотрительница в порыжевших черных шелках, которая все больше молчала и всматривалась в тебя большими тревожными глазами, словно пытаясь прочитать, что ты заметил, проходя по темным комнатам и коридорам; под ее началом состояла лишь одна служанка «на все руки». Мой бедный знакомец предпочел поселиться в этом доме из-за поразительно низкой платы. Он прожил там почти год единственным квартирантом, и его покой ничто не нарушало. В его распоряжении было две комнаты: гостиная и спальня с чуланом, где он хранил под замком свои книги и бумаги. Однажды жилец, заперев еще и входную дверь, улегся в постель. Ему не спалось, он зажег свечу, немного почитал и затем отложил книгу. Старинные часы на верхней площадке лестницы пробили один раз, и тут же, к испугу жильца, дверь чулана, которую он вроде бы запер, тихонько открылась и в комнату вошел на цыпочках мрачного вида незнакомец лет пятидесяти – худой, темноволосый, в траурном одеянии давно устаревшего фасона, какие встречаются на гравюрах Хогарта. За ним следовал тучный старик с испещренной бурыми пятнами кожей, черты которого, застывшие, как у трупа, недвусмысленно выдавали плотоядную, исполненную злобных страстей натуру.