Ирина Енц - Зов ветра

Высокий, подтянутый, в шикарном светло-сером костюме, волнистые светло-русые волосы падали ему на плечи. Глаза цвета закаленной стали, смотрели жестко и пристально. Нос с легкой горбинкой, острые скулы и губы, раздвинутые в легкой насмешливой улыбке. В общем, эталон, идеал, призрачная мечта. Одним словом, упасть в обморок в его объятия, и не приходить в себя лет этак, тридцать-сорок. Но, дело было не только в их внешности или манере держаться. От них обоих веяло какой-то силой. Не физической, нет, хотя, судя по тому, что видели мои глаза, и с этим у них был полный порядок. Эта сила была совсем иного рода. Они не предпринимали никаких действий, и не делали никаких ненужных жестов. А толпа на перроне раздвигалась перед ними, словно выдавливаемая какой-то тугой невидимой волной, идущей впереди них. Они шли, будто заключенные в невидимый кокон, сохраняя невозмутимое спокойствие, словно они одни были в тот момент на перроне.

Не удержавшись, я тихонько присвистнула, слегка подзабыв о приличиях. Не иначе, и на меня эта парочка оказала свое воздействие. Проводница, стоявшая неподалеку, чуть не перекрестилась мелким крестиком, проворчала тихо себе под нос, но я услышала:

– Спаси и помилуй от таких пассажиров…

Я толканула застывшего, словно соляной столп, Пашку в бок.

– Чего замер? Тащи свой шифоньер в купе, а то скоро поезд тронется, а ты тут со своим баулом. На ходу вряд ли запрыгнешь.

Пашка посмотрел на меня ошалелыми глазами и зашипел так, что его услышал почти весь перрон.

– Это кто ж такие?

По его выражению лица я поняла, что он все еще пребывал в эстетическом шоке. Я сердито глянула на него.

– Не знаю, и, самое главное, знать не хо-чу! – Произнесла я по слогам последнее слово. – А ну, быстро марш в купе, а то поезд без тебя уйдет. Потом будешь с начальством, да с Раисой Петровной объясняться!

Имя нашего главбуха возымело на друга волшебное действие. Он сразу как-то засуетился, и принялся затаскивать свои пожитки в вагон. А я демонстративно отвернулась от приближающейся пары, которая наделала такой переполох на перроне, и стала смотреть в противоположную сторону. Мне казалось, что у меня на затылке появились глаза. Потому что, я спиной чувствовала их приближение. Почему-то, я даже не сомневалась, что они войдут именно в наш вагон. Не стала дожидаться этого радостного события и направилась занимать свое место, так сказать, согласно купленным билетам. Не знаю, почему, но я была уверена, что они сядут именно в наше купе. И, затаив дыхание ждала отправления поезда. Чтобы не сидеть без дела, помогла Пашке затолкать его чемодан наверх, испугавшись, что при сем действии он сломается (имея в виду Пашку, а не чемодан). Не успели мы, тяжело дыша, сесть на свою полку, как двери купе растворились, и колоритный дуэт предстал перед нами. Первым вошел молодой представитель харизматического ансамбля. Окинул холодным взглядом, способным заморозить вагон с рыбой, наше купе, и вежливо поздоровался.

– Здравствуйте…

Мы сидели с Пашкой, как примерные детишки в детском саду. На краешке стула, ручки на коленях, глазками хлоп-хлоп, и только кивнули в ответ на его «здравствуйте». Он прошел в купе, закинул небольшой саквояж наверх, в багажное отделение, и вышел, пропуская внутрь своего спутника. Тот вошел, словно змеюка заползла внутрь. Я едва удержалась, чтобы не поджать ноги. Сладкая улыбочка смотрелась на его лице, как что-то инородное. А глаза при этом оставались, как у хищного зверя, который вышел на охоту, выглядывая, кого бы слопать в первую очередь. Бр-р-р… Я успела про себя подумать, что поездочка нам предстоит еще та. Из-за его спины маячило перепуганное, бледное до синевы, лицо проводницы. Она лепетала, чуть заикаясь.

– Чай скоро подам…

Старший из пассажиров барственно махнул рукой, и проронил с прежней сладенькой улыбочкой.

– Ступай, голубушка, успеется…

Тетку долго уговаривать не пришлось, ее словно ветром сдуло. Я охотно последовала бы ее примеру, только мне, в отличие от нее, бежать было некуда. Поезд дернулся и покатил, медленно набирая скорость. За окном поползли дома, складские постройки, за которыми виднелись высотки города, как что-то инородное, не вписывающееся в общий пейзаж, словно, пришедшее сюда из другого мира.

Наши попутчики уселись на противоположную от нас с Пашкой полку, и принялись расточать нам улыбки. Я бы их оценила, как ехидные. Но, возможности подискутировать на эту тему с другом, у меня не было. Поулыбавшись так минуты три, старший заговорил. Голос у него был вкрадчивым, обволакивающим, просачивающимся в самый мозг.