Леди Дракнесс - Когда сказки превращаются в кошмары. Часть 2. Феечка

И резко тряхнула головой, отчего волосы мокрыми грязными сосульками свесились на глаза. «Что твой черный терьер, Притом не мытый», – мелькнула в голове ехидная мысль. Отчего я глупо хихикнула.

Затем несколько секунд снова постояла молча, раздумывая. Познать самое себя, оказывается, совсем не просто.

«Да, черт возьми, я выбираю – ЖИЗНЬ», – решила я. Затем, зло прищурившись, подняла голову вверх и, раскинув руки, яростно прорычала:

– ЖИЗНЬ! Вы слышите, с…ки?! ЖИЗНЬ!

Мокрые волосы спутались, тяжелое пальто тянуло вниз, грязные руки саднило, болело колено, но…. Я была жива. Жива! И потому надо было выбираться отсюда. Вопрос: как? И куда? Грязная, мокрая, уставшая, оборванная.

А-а… «К бабушке», – решила я.

До нее было ближе всего. К тому же она все еще была на даче. Это был плюс. Правда, жила она в коммуналке. И это был минус. Но соседи-алконавты обычно все выходные квасили, не вылезая из своей комнаты. Так что их теоретическое наличие проблемой не являлось. И это решало возникшую дилемму – куда податься? – несомненно, в пользу бабули. Приняв решение, я, убрав мокрую прядь волос со лба, довольно шустро заковыляла дальше.

Как говорится: «Вижу цель. Иду к ней. Что тот “Искандер” 2 2 Баллистическая ракета. , бли-ин», – иронично хмыкнула я.

Аллея казалась бесконечной, как Млечный Путь. Нога болела, мокрое пальто тянуло к земле, грязь на лице и руках начала подсыхать и стягивала кожу, мокрые волосы слиплись, полуоторванная подошва ботинка противно хлюпала.

Вот такой офигительной «красоткой» я и вползла, наверное, в последний на сегодня трамвай. Пробила, слава богу, не потерявшуюся в суматохе этого вечера карточку. И протянула ее кондукторше. Но та лишь махнула рукой, брезгливо оглядев меня с ног до головы.

– Обкурятся, поблядушки, а потом в трамвай…. – услышала я ее презрительное бормотанье.

Просверлив ее спину уничижительным взглядом и показав ей фак, я устало облокотилась на поручни и посмотрела в окно.

Так, почти бездумно глядя в темное от грязи и наступившей ночи оконное стекло трамвая, с засохшими дорожками слез дождя на нем, я начала свое продвижение к дому, прочь от ночного кошмара.

Под негромкое поскрипывание, кряхтенье, мерный перестук колес и грохотанье по рельсам трамвая за окном неторопливо проплывали дома с манящими в тепло и покой светящимися огоньками окон; темные парки, пугающие своей почти непроницаемой чернотой; пустые остановки, будящие своей почти апокалиптической пустотой какой-то безотчетный, животный страх где-то внутри тебя.

Остановку за остановкой я преодолевала в почти пустом трамвае, кондукторшу и водителя я за живых существ почему-то не воспринимала. И наконец – метро.

Честно говоря, поднимаясь по ступенькам входа в него, я испытывала некоторые опасения, учитывая мой малопрезентабельный вид. Вдруг остановят? Но нет, контролеры у турникетов разбирались с парой подвыпивших и шумных тинейджеров, так что им было не до меня. Чем я и воспользовалась, быстренько приложив карточку и юркнув на эскалатор.

Народу в метро было несколько больше, чем в трамвае. Как-никак последняя электричка. Надо было успеть добраться домой. Так что я то и дело ловила на себе неодобрительные взгляды окружающих. Это было неприятно. Потому зайдя, наконец, в последний вагон, я устало прислонилась к поручню у последней же двери вагона. Двери закрылись. И состав тронулся.

Я так увлеклась бездумным созерцанием десятков кабелей, тянущихся в темноте туннеля и выхватываемых из его мрака лишь фарами и освещенными окнами поезда, что не сразу обратила внимание на вставшего напротив меня мужчину. До меня, наверное, целых пол-остановки не доходило, что я у этой двери стою не одна. Тем не менее, все же осознав, что в стекле двери мчавшейся по туннелю электрички мое отражение больше не одиноко, я задумчиво оторвала взгляд от «пейзажей», мелькавших за окном, и обратила свое внимание на образовавшегося рядом со мной человека.

Это был парень лет двадцати семи, смугловатый, с коротко подстриженными седыми волосами и седой трехдневной щетиной на лице. Невысокого роста, одетый в потертую кожаную куртку коричневого цвета, синие джинсы и ковбойские сапоги. Славянской внешности. Лицо было и симпатичным, и не запоминающимся одновременно. Выглядел он чуть устало.

«Тоже, наверное, день тяжелый», – сочувственно подумала я и посмотрела ему в глаза. Ох, лучше б я этого не делала.

Его радужка была изумрудного цвета, цвета зеленки, которая растеклась у него по радужке, затронув и роговицу. Должна сказать, что растекшаяся по роговице глаз зеленка вызывала у меня сложные эмоции. Преобладали оторопь и удивление. При этом, судя по всему, никаких неудобств или проблем со зрением у мужчины это не вызывало. Он стоял и спокойно смотрел на меня, пока я, чуть наклоняясь вперед (любопытство у меня всегда брало верх над всеми прочими чувствами), внимательно изучала этот феномен.