Леди Дракнесс - Когда сказки превращаются в кошмары. Часть 2. Феечка

В маленьких пухлых руках с коротковатыми толстыми, покрытыми черной растительностью пальцами вновь прибывший держал меч. Обычный такой меч, ничего особенного (на мой взгляд, хотя я совсем в них не разбираюсь): не очень длинный, довольно узкий. Что меня поразило, так это сталь (или не сталь?), из которой он был сделан: бело-голубая, с угольно-черным растительным орнаментом по всему лезвию и темно-серой рукояткой.

Видимо, вновь прибывший сделал шаг и взмахнул мечом. Видимо, потому что его движений я просто не успела увидеть. Заметила лишь нечто смазанное, состоящее из зеленого, белого, голубого и черного, скользнувшее мимо меня к преследователю… Воздух словно уплотнился. Стены, пол – все стало видеться несколько размазанным, дрожащим. Звуки исчезли.

Я почувствовала, что как-то перемещаюсь к лестнице, притом по воздуху, притом сама по себе: ноги приподнялись над полом, тело согнулось дугой (видимо, дядька меня толкнул). Мне кажется, что, скорей всего, я летела к стенке спиной, потому как видела свои вытянутые руки и ноги. А вот живот при этом был вогнут внутрь, что заставило попу несколько оттопыриться и смягчить приземление, как потом выяснилось… Но это выяснилось… лишь потом. А пока я осознавала себя зависшей и медленно плывущей в метре над полом, по направлению к стене, в плотном, словно состоящем из нескольких прозрачных полос полотен, воздухе, в странной позе. Тело мертвой подруги, с растекшейся под ней желтоватой лужицей мочи, лежащее на полу (Черный успел стряхнуть ее с лезвия), медленно оставалось позади и чуть ниже моих задранных вверх ног. Я успела заметить, как распадается на отдельные черные тусклые капли маньяк, как находящийся в середине того, что когда-то было телом убийцы, меч не давал возможности этим каплям стечься обратно. Они словно натыкались на невидимый барьер вокруг него и были вынуждены, замерев на какое-то время, начать оседать на пол.

А затем… моя спина коснулась стены ( судя по всему, я долетела до места назначения…), после чего организм стек по ней и плюхнулся на пол, точно на пятую точку (не, ну дядечка снайпер не снайпер, но мечет девушек весьма точно… Да и я с посадкой не подвела – приземлилась конкретно на мягкое место, в конкретно заданный угол, со всем возможным стараньем, после преданного им моему телу ускорения).

И… в тот же миг, когда мое тело плотно осело на пол рядом с лестницей и упрочилось в этом положении, окружающее пространство словно взорвалось: лопнули клубящейся тьмой капли, составляющие когда-то тело убийцы. После чего пролились на пол черной тусклой смолой, застывая в щелях между плитками. Со звоном вылетели наружу оконные стекла, оставив после себя в оконной раме лишь острые, торчащие наружу прозрачные иглы стекла. Вид окон теперь напоминал какие-то экстравагантного вида рамы, подготовленные для еще ненаписанной картины неизвестного художника-авангардиста. Вернулся звук. И я, словно со стороны, услышала собственный невнятный писк, что-то типа:

– И-и-и…

И несколько удивилась, осознавая, что эти звуки издаю именно я. А осознав это, стремительно вскочила и рванула прочь, буквально скатываясь вниз по лестнице. Умчалась, не глядя на мужика, молча стоявшего с полуопущенным мечом в руке и с некоторой долей интереса провожающего меня глазами. Летела сломя голову, не оглядываясь и ничего не слыша от подкатившего к горлу тошнотворного страха. Бежала, не думая о мертвой подруге, оставшейся лежать на площадке третьего этажа.

Пролетая холл, краем глаза заметила и мертвого охранника, и что стрелки часов перевалили за двенадцать: «Золушка, бля… Припозднилась с бала, однако, мать твою. Вон и туфля отваливается по ходу пьесы (полуоторванная подошва ботинка хлюпала и замедляла мое продвижение к выходу). Только вот догоняющего меня прЫнца мне дожидаться чего-то неохота…» – решила я, с шумом и грохотом вылетая за дверь.

А дальше, дальше был сумасшедший бег в темноту, не разбирая дороги. Я мчалась, преодолевая все возникающие на пути препятствия. Мчалась, не соображая, куда бегу, лишь бы бежать, лишь бы подальше от этого страшного места, от пережитого ужаса, от понимания безвозвратности потери близкого человека. Мчалась так, что ветер свистел в ушах. Мчалась, пока были силы и легкие были способны вдыхать холодный и по-осеннему горьковатый воздух. Мчалась, пока вдруг не опомнилась, оказавшись сидящей за мусорным бочком. Там и пришла в себя, снова получив возможность соображать. Затем нашла в себе силы встать. Нашла в себе силы вспомнить прошедшее. Нашла в себе мужество осознать потерю. Вот только слез у себя НЕ нашла. Не было их – слез. Глаза оставались сухими, а внутри поселилась жесткость.