Герман Чернышёв - Шелест сорняков

Подмастерье рассержено покинул дом. Ксоот помедлил. Он склонил набок вытянутую голову и посмотрел на Ротерби.

– Умел бы ты говорить, было бы куда проще, – раздосадовано вздохнул тот и погладил уродца по плечу. Ксоот по-прежнему проницательно глядел на отшельника. – Что? Это пустые догадки, ничего более. И не смотри на меня подобным образом. Ты и сам ему ничегошеньки не поведал, так с чего я должен? Если то, о чём я думаю, простые бредни, ему и знать не нужно. Иди, пощипли ягодки, я поразмыслю кое над чем.

Тем временем Тнайт сердито покуривал смородиновый табак, прохаживаясь по саду. «Мастер Ротерби, опять он чего-то не договаривает. Всегда так было. Он раздумывает, а я знай изводись, пока он надумает. Не припомню, когда в Дуодроуде было так спокойно, да и вайчеров в округе не видать. Не видать. Сдаётся, отправились в поместье „Ксо“ вместе с королём и носов оттуда не кажут. Сколько ещё мы тут проторчим?»

Подмастерье окинул недовольным взглядом колышущиеся заросли кроличьего сорняка. В них слонялись незримые ксооты. Обычно это приносило в его сердце покой, но сегодня скорее нервировало.

Он с сожалением поглядывал на подранные штаны, в которых некогда оставил Дуодроуд. Его измятая куртка цвета влажного сероватого лишайника вид имела, прямо скажем, неприятный. Застарелые пятна болотной воды въелись настолько, что Тнайту так и не удалось избавить ткань от бледно-зелёных разводов.

Посмотрел на смородиновые побеги в железных вёдрах, стоящих у порога, подмастерье окончательно убедился в том, что не хочет притрагиваться к ним.

На пути в «Рыбу на мелководье» он наткнулся на дом Вайтеша. Пугливый хозяин так редко покидал своё жилище, что казалось, он и сейчас в своей уютной зашторенной спальне.

Послышался женский смех. Молоденькая швея Линда стояла неподалёку, коротая очередной неприглядный денёк за беседой со своей толстоватой соседкой Дэйлой. Тнайт, впрочем, не видел особенного удовольствия в такой беседе. Дэйла говорила слишком уж неспешно, с трудом шевеля ртом. Её голосок звучал, как из бочонка, где неделю плескался испорченный эль. Очевидно, она и рада была бы тараторить, но не может себе этого позволить.

«Быстро же эти дурочки позабыли про выродков», – подумал Тнайт и прислушался, намереваясь разузнать причину девичьей беззаботности.

– Если он тебе так приглянулся, так возьми и скажи ему об этом, – медленно проговорила Дэйла.

– Ещё чего, – нерасстроенно вздохнула Линда. – Чтобы он утратил всякую заинтересованность во мне?

– С чего бы ему её терять?

– Все её теряют. Вопрос лишь в том, кто первым не выдержит.

– Что проку в этих чувствах, если они так недолговечны?

– Ты так говоришь, потому что к тебе их никто не испытывает.

– Вовсе нет, – Дэйла почесала прикрытую холщовым платьем грудь. – Единственное удовольствие любви, на которое ты можешь рассчитывать – это мгновение созданного тобой разрыва.

– Ты в себе вообще, Дэйла? – Линда рассмеялась и тряхнула причёсанными волосами. – Мгновение созданного мной разрыва? Я в жизни большей бредятины не слыхала.

– Порывая с мужчиной, ты…

– Не будем говорить о порывании с мужчинами. Я предпочту обсуждать это с женщинами, сведущими в таких вопросах.

– То есть с потаскушками навроде моей соседки?

Обе девушки несдержанно захихикали.

«А-а, вот оно что, – Тнайт поджал уголки губ. – Что может действенно отвлечь девку от кровавой бойни, как не разговоры о любви?»

В Дуодроуде было и впрямь спокойно. Казалось, не только Линда и Дэйла, но и прочие горожане позабыли о том, что совсем недавно почти все дороги и улочки скрылись под слоем белой крови. Хотя не только они о том позабыли. О Таргертской Резне запамятовали и те, чью кровь пролили вайчеры. Или делали вид, что запамятовали.

После того, как король Ойай представил подданным свою супругу и провозгласил её безоговорочной правительницей, уцелевшие выродки стали стягиваться на места былых расправ, подобно тому как сыростные мухи слетаются на запах умирающих с отвратным жужжанием. Благо их было не так много. Но тем не менее их осталось куда больше, чем кто угодно предполагал. К тому же они говорили. И говорили куда более умело, чем, допустим, та же Дэйла.

С тем, что глаза королевы не совсем обычного цвета, народ понемногу свыкся. Люди, конечно же, не перестали относиться к выродкам с недоверием, но уже не так опасались их. Ведь эти существа болтали, как люди, и выглядели, как люди, за исключением глаз. Даже смеялись, как они.