Валерий Иванов - Копье Судьбы

– Кий для бильярда? – спросил он, примериваясь для удара по воображаемому шару.

– Не похоже… Скорее держатель для штандарта. Такие вручались дивизиям СС. Где вы это нашли?

– Его нашли черные археологи… – депутат тяжеловато ворочал языком. – В заповеднике. Лесники засекли дым. Димка с друзьями выдвинулся на Голый шпиль. Он там временно кантовался на заставе, знаешь ведь эту историю с байкершей…

Капранов захлопнул лицо ладонями и лающе зарыдал.

– Что с вами, Виктор Викторович? – переполошился Лопушанский, быстро наливая в стакан минеральной воды.

– Сам ведь, сам сына туда послал, – сквозь трясущиеся пальцы простонал Капранов, – от греха подальше, думал, пока следствие идет, чтоб шум поутих. Господи! Все пацаны погибли. Димку лицом в костер бросили. Оглушили лопатой по голове и спалили лицо до костей. Твари! Отморозки! Сынок… за что? Господи, за что тебе такие муки?

– Выпейте, выпейте вот воды…

Капранов взял стакан, отпил, цокая зубами.

– Где сынок ваш сейчас? – сочувственно спросил Лопушанский.

– В ожоговом… мучается, бедный, ужасно…

– Какой кошмар! Бедный Димка, красавец парень. Кто на такое оказался способен? Их хоть поймали?

Капранов скрипнул зубами.

– Далеко не уйдут. Облаву на них устроили. Сейчас сам туда вылетаю.

Крым. Голый шпиль. Наши дни

Головокружительные красоты горного Крыма поражают, особенно если приходится преодолевать их в пешем порядке, слыша за спиной лай немецких овчарок.

Скворцов брел, как пьяный, у него было сотрясение мозга, нос сломан, в ноздрях запеклась кровь, дышать приходилось пересохшим ртом.

В курчавой зелени на боку ближней горы чернело пятно пожарища, – голые, прямые, лишенные крон и боковых ветвей стволы стояли четким частоколом.

– Пойдем через пал, – показал рукой Сергей. – Там собака след не возьмет.

– Смотри, как сосны стоят, – сказала Даша. – Ровненько, как штрих-код.

Уцелевшие после пожара деревья обычно обретают серебристо-серый цвет – ветра и дожди сдирают горелую кору и полируют древесину до блеска. Здесь не пели птицы, не жужжали мухи, при каждом шаге от подстилки поднималась черная пудра и оседала на одежде, на потных руках и лицах. Голые деревья не давали тени, солнце палило нещадно. Дашино лицо пылало, плечи пекло. Сергею приходилось совсем худо – пот разъедал ссадины, ныли ребра, на лице все сильнее пульсировала гематомная маска, казалось, что под кожей сдвигаются лицевые кости, формируя какое-то новое лицо.

– Ты как шахтер, – сказала Даша на привале, – одни зубы остались белыми. Ужас, у тебя глаза реально вампирские – кровь запеклась на белках. Тебе, наверно, очень больно, Сереж, бедненький…

Горелый лог загримировал ее, ветер буйно причесал, лес модно изорвал одежду. На посмуглевшем лице белели вертикальные полоски, оставленные в саже каплями сбегающего пота, ярче засияли серо-голубые сердоликовые глаза.

Даша не узнавала лоховатого симферопольца. Скворцов на поверку оказался настоящим мужиком, один сражался против банды подонков, нашел клад, своей рукой убил врага. Ее потянуло к Сергею, она уткнулась ему лбом в грудь. Эльфийское ушко торчало из марганцовых прядей. Он приобнял ее, уголком губ выдул из раковинки уха черную пудру.

– Ну, ты как?

Девушка поежилась от щекотного дуновения.

– Да я-то ничего, это тебе досталось… Ты сам-то как?

– Нормально…

– Неправда. Я же вижу – тебе плохо…

Скворцов сплюнул поскрипывающую на зубах угольную крошку.

– Не вру, – сказал он, – мне уже лучше.

– Скворцов… – Даша поправилась. – Сережа…

– У?

Она потерла чешущиеся от сажи и соленого пота веки.

– Извини, что втравила тебя в такие траблы… Спасибо, что спас… Я тебе заплачу, когда выберемся отсюда.

Он оттолкнул глупую девчонку.

– С ума сошла? Я копаю – за деньги, а спасаю – бесплатно…

Даша глянула благодарно своими «сердоликами».

– Ну, тогда прости, дуру! Ты классный, Скворцов! Ты меня спас, реально!

– Ты меня тоже спасла, не забывай…

– Если честно, плохо помню… В голове что-то взорвалось. Очнулась – лечу с лопатой в руках, и этот мажор валит куда-то в дым. (Даша изобразила пьяную походку оглушенного Капранова). Я даже не сразу поняла, что это я его шваркнула… Но в костер я его не бросала, он сам как-то упал… Вот ему не повезло, правда?

Немного передохнув, они возобновили путь, и вскоре углубились в прохладную зелень. Крымский лес – сплошная пересеченка, подъемы сменяются спусками, почва поросла корневищами, ногу ставить неудобно, приходится выбирать уступы, хвататься за ветки и карабкаться.