Артур Рунин - Утопленный

Треск из динамика рации подобно взрыву разорвал предсмертную тишину этого островка таинственной природы, по периметру обрамляющей высокий красивый дом: кипарисами, миртами, высокими бледно-зелёными гортензиями и кроваво-алыми розами.

– Ты что творишь, Лазар? – яростно прошипел Чингиз.

– Оно само, – испуганными глазами бегал Лазарь. – Отвечаю… оно само… Само. Оно само. – Его нижняя отпяленная губа в прорези маски неудержимо дрожала.

– Что с тобой? – спросил Чингиз.

– Ничего. Показалось… Я беру себя в руки. Уже всё нормально… Нормально. – Лазарь несколько раз глубоко вздохнул, на выдохе издавал лишь ему понятные звуки и действительно очень быстро успокоился. – Я в норме, Чингиз. – Но крепкие пальцы вкрутили ручку рации до отказа и зажали так, чтобы оттуда больше ничего не вырвалось, не вылетело, не разорвало изнутри, не показало жуткую неизвестность тьмы, которую на доли секунды узрели глаза и оставили страшным воспоминанием в голове до тех пор, пока бьётся сердце в этом теле.

От дома со стороны центральной двери донёсся слабый свист, еле уловимый, сразу перебитый порывом ветра в ушах.

– Расписной взломал дверь. Всё, мужи́, пошли.

Четыре фигуры, пригибаясь и укрываясь за стволами невысоких канадских елей и густыми кустами роз, подбежали к приоткрытой металлической двери и втиснулись в серую темноту. За ними вошли ещё двое. Перекушенная гидравлическим ключом дверная цепочка качнулась задетая плечом. Грозно щёлкнули затворные рамы пистолетов.

Ещё шестеро бандитов в шерстяных масках на головах рассредоточились вокруг дома. Невысокая невзрачная фигура в кожаной потёртой куртке гуськом подлезла к каменным ступеням, осмотрелась и проткнула ножом все колёса чёрного пыльного BMW, припаркованного впритык к фасаду в метре от двери.

– Сибиряк, первый этаж прошерсти. Мочи всех, не раздумывая. Валет, – шептал голос, – со мной наверх. Ствол наготове. Вали, не мешкая. Этот, паскуда ушлый, стрелять научен. И воевал, и ментом… успел опоганиться.

– Чингиз. – Валет приподнял на уровень глаз обрез. – Микроб не пролетит, отвечаю.

– Ага. Главное, чтобы пулька семь шестьдесят две незамеченная сквозь твой мозг в окно, как пташка не упорхнула.

– Это да, – задумчиво ответил Лазарь, ступил на лестницу; под персидской ковровой дорожкой скрипнули деревянные ступени. Полированный поручень пошатнулся от жёсткой хватки пальцев в кожаной перчатке.

– Желательно побыстрее Акулу завалить, – сказал Чингиз тихим голосом. – Свидетелей можно порезать, чтобы патроны не тратить. И тихо будет.

Под шуршание осторожных шагов обрезанные вороные стволы ружья прикоснулись к белой двери. Валет прижал ухо, слух старался уловить нежелательные движения. Он повернулся и качнул головой, тёмные глаза в оправе шерстяной маски с прорезью ждали сигнала.

Чингиз, горбясь, заглянул за угол и показал пальцами, что там ещё три двери. Неожиданно в конце коридорчика дверь приоткрылась, брови Чингиза взметнулись, кулак с «Макаровым» лёг в ладонь, большой палец опустил предохранитель, указательный – повёл спусковой крючок. Заказанное на убийство лицо Акулы, как рассеявшее марево преобразилось в широкоплечую фигуру Сибиряка: казалось, челюсть размером как бетонная плита царапала декоративные щиты на стенах; мощный подбородок, как бороной пропахивал пол; а горы мышц, как домкратом вот-вот начнут раздвигать периметр коридора.

Чингиз нервно выдохнул, чувствуя, как пот заструился по спине: едва своего не завалил.

Сибиряк – самодовольную ухмылку под маской никто не видел – кивнул, поднял большой палец левого кулака. Ствол револьвера очертил в воздухе знак бесконечности. Громила тихо открыл дверь с левой стороны и заглянул: по центру квадратной комнаты располагался огромный стол, стены увешаны интересными драматическими картинами в мощных резных дубовых рамах, в дальних углах – высокие вазы с густыми красивыми икебанами. Взгляд Сибиряка напоролся на грозное блестящее от полировки лицо то ли демона, то ли дьявола, на витых толстых рогах – диск часов с полуметровыми стрелками, могучий торс увит крепкими мышцами, из-под груди грузно качался маятник на конце с шишкой размером баскетбольного мяча. Где-то он такое видел. Сибиряк попробовал вспомнить это дежавю. Нет. Никак. Но он точно видел, ведь слова Чингиза плотно засели в памяти, что все эти шишки в богатых старинных домах означают тайные знания, поступающие через шишку в мозгу – эпифиз. Возможно, Сибиряк это и не запомнил, если бы Чингиз не добавил, что любое количество спиртного, даже тридцать грамм в день, напрочь отсекает от этих знаний и пониманий. Сам Сибиряк крайне редко употреблял винцо. Для него тягать в спортзале металл – почти весь смысл жизни. Но и это бы Сибиряк мог пропустить мимо ушей, так как понимал, что только последний глупец не разумеет степень разрушения алкоголем. Но когда Чингиз поведал, что также наносит вред и картофель и объяснил почему, Сибиряк намертво занёс эту информацию в архив своих знаний. Правда, он почти никогда не употреблял картошку, сахар, хлеб и всё, что содержало кофеин, и поэтому эта информация его особо не волновала, зато тоннами поглощал мясо и рыбу.