Виктор Волгин - Под ручку с Богом

Каждое воскресенье в одно и то же время мы садились в автобус и ехали в церковь, где отстаивали службу от начала и до конца. Тамара недвусмысленно давала понять, что дети еще не люди, а заготовки, и лишь покорность и осознание собственного несовершенства способны сделать из них правоверных христиан. Произносила она это так часто и убедительно, что я всегда спрашивал у нее разрешения на каждое свое действие, и если она не одобряла моих намерений, то я полностью отказывался от них. Можно сказать, что любые мои поступки требовали санкционирования.

В школе поначалу все складывалось неплохо. Да, в первые дни кто-то пытался смеяться над моим физическим недостатком, но классный руководитель пресек на корню эти шутки, и тема развития не получила. Учился я прилежно, и после первой недели в моем дневнике красовались только пятерки. Тамару это не слишком впечатлило, но все же она пообещала на выходных отвести меня в Парк Горького, чтобы я прокатился на каруселях. Это было моей мечтой, и я считал часы до наступления этого момента!

Тот день начинался как в сказке: Тамара купила мне колу и мороженое сразу, как только мы вышли из метро. Газировку я выпил залпом, а ледяной брикет положил в карман, чтобы он немного подтаял. Мы прошли по Крымскому мосту, и она не без гордости рассказала, как в сентябре 1986 года ее ухажер на спор сиганул с моста в воду, после чего простыл и заработал воспаление легких. Болезнь дала осложнение на горло, и молодой человек навсегда остался осипшим. Во время рассказа она улыбалась собственным воспоминаниям, суетливо грызла ногти и оглядывалась по сторонам. В итоге я так и не понял, хорошо или плохо поступил тот человек, но лично я никогда бы не прыгнул. Во-первых, я не умею плавать, а во-вторых, слишком уж сильно я боюсь высоты.

Парк был набит людьми под завязку. Казалось, что все горожане покинули свои квартиры ради отдыха. Несмотря на ранний час, по территории разгуливали пьяные компании, которые горланили песни и выкрикивали грубые выражения. От всеобщего перевозбуждения стихийно возникали потасовки между неформалами и спортсменами, но я не обращал на это внимание, ведь впереди замаячили карусели, о которых я так долго мечтал.

Раньше аттракционы я видел только в кино, а здесь эти махины кружились над моей головой и поражали воображение мощностью механизмов и восторженными воплями пассажиров. Я и представить себе не мог, что такие огромные сложные штуки вообще существуют, но они были реальны и, судя по децибелам визгов, обещали колоссальный выброс адреналина. Мы подошли к кассе: огромные очереди зигзагами растянулись по парку, и стало ясно, что прокатиться в ближайший час – задача из области фантастики. Тамара остановилась как вкопанная и уткнулась в очередь взглядом.

– Тамара, давай спросим, кто последний! – Я потянул ее за руку в сторону конца очереди.

– Я не собираюсь тратить два часа на бессмысленное стояние!

– Но ведь на службе мы стоим три!

– Ты что себе позволяешь? Сравниваешь служение Господу и праздное веселье? Или дьявол тебя искушает? – Она сверкнула глазами так, что меня всего передернуло.

– Прости, я нечаянно! – протянул я, испугавшись ее решительного тона.

– Что нужно делать, если лукавый хочет сбить тебя с пути истинного? – Она была предельно серьезна.

– Прочесть молитву. – В тот момент я еще не терял надежды.

– Отойди под дерево и читай! Три раза! Четко!

Я встал под массивную липу и начал тараторить «Отче наш». От обиды и несправедливости мне показалось, что солнце померкло и воробушки, игравшие на траве, зачирикали в утешение: «Не плач, Ларик! Ларик, не плачь! Не плачь!» Я вдруг почувствовал поддержку и понял, что я не один! Эти птахи пытались меня подбодрить! Я отвлекся на птичек и стал улыбаться их веселой игре, но внезапно получил подзатыльник: что за идиотские ухмылки? С кем ты разговариваешь? Ты что же забыл, как читать молитву? Твое лицо должно выражать скорбь и покаяние!

– Молитву надо читать с открытым сердцем! – промямлил я, но она и не собиралась слушать моего ответа.

Надо сказать, что до этого Тамара никогда меня не била на людях, и на моих глазах появились бесконтрольные горючие слезы. Она демонстративно отвернулась и прошипела: «Не ребенок, а наказание».

И тут из очереди вышел высокий мужчина лет тридцати пяти. Он был одет в светлые брюки и пронзительно-голубое поло, на ногах легкие ботинки, которые подчеркивали мягкость и пружинистость его спортивной походки. Он подсел ко мне и протянул ладонь Геркулеса: