Алёна Петра - Аника

– Зачем?

– Избавиться надо, – и положил трубку.

Зоя тут же принялась будить дочь. Щёчки Насти порозовели и она не была уже такой холодной. Проснулась и даже немного поела.

Соседи по палате уже ложились спать, поэтому Зоя с дочей решили выйти в коридор, предварительно спросив разрешения у медсестры. В двенадцатом часу приехал Витя, молча забрал иголку и уехал, а они продолжили ходить коридору, разглядывая плакаты на стенах. Так дотянули до часу ночи. Всё чаще Настенька зевала, да и Зоя буквально засыпала на ходу, сказывались бессонные ночи. Они вернулись в палату и не заметили, как уснули перед телефоном, просматривая мультфильмы.

Луна светило в окно, дерево стоящее рядом с больницей отбрасывала изогнутые тени на стену палаты. Корявая тень ветки приняла форму старушечьей руки и поползла в сторону спящих.

Анализы показали немного низкий уровень гемоглобина признак лёгкой степени анемии. Их выписали на следующий день со списком необходимой диеты и лекарств. За ними приехал отец Насти и отвёз домой повеселевшую дочь. У подъезда на лавочке сидела соседка.

– Здравствуй, Настенька! Ты так быстро выздоровела. Умничка!

Настя поздоровалась и радостно поскакала в подъезд, держа папу за руку.

– Зоя, ты представляешь, баба Валя сегодня умерла, – соседка горестно всплеснула руками. – Как хорошо, что она вам успела помочь.

Она ещё что-то говорила, но Зоя не слышала. Она молча смотрела на соседку, не понимая то ли радоваться, то ли плакать от этой новости. Чуть позже, сидя за столом, она поделилась с мужем. Он одобрительно кивнул, а Настенька дула в чашку на горячий чай и смотрела в окно.

2. ПРИЗРАКИ НЕ ПЛАЧУТ

– За что такое наказание? – причитала женщина на скамейке, обсуждая с соседкой по палате свой диагноз.

По длинному больничному коридору одиноко прогуливались пациентки разных возрастов.

Я остановилась напротив палаты под номером восемь, она как раз находилась напротив сестринского поста. Пустая палата встретила холодными стенами и порывом ветра. Настежь открытая рама хлопнула об откос. За окном моросил мелкий дождь, серые тучи угрюмо нахмурились, пряча солнце.

Судя по занятым тумбочкам, свободных кровати было две, обе расположились у окна, я выбрала как раз рядом с открытым окном. К тому моменту, когда я разложила вещи, в комнату вошли соседки: высокая молодая женщина лет тридцати и полная темноволосая. Они сразу замолчали, увидев меня.

– Меня Маша зовут, – представилась высокая блондинка.

– Меня Света, – гнусаво поздоровалась темноволосая, на вид не больше сорока лет. – Я плохо слышу, поэтому так говорю. Не пугайся.

Я приветливо улыбнулась.

– Привет! Меня зовут Аника.

– То есть Аня? – Маша нахмурилась.

– Нет, просто Аника. Это еврейское имя.

– А-а, понятно. Первый раз слышу.

Мы замолчали. Каждая уткнулась в свой телефон. Общаться особо не хотелось.

Через час позвали на ужин. Проходя по коридору я увидела девочку лет восьми. Она стояла у входа в отделение, молча наблюдая за вереницей цветных халатов, медленно семенящих в сторону столовой.

"Может чья-то дочь," – подумала я, ещё раз бросив на неё беглый взгляд.

Наша палата находилась недалеко от кухни, поэтому мы пришли самые первые, и, получив порцию омлета, заняли столик у окна.

– Сегодня любимый ужин, – Света улыбнулась и по-детски захлопала в ладоши.

– Давно здесь? – спросила я.

– Неделю, завтра операция.

Света говорила непривычно громко, сразу привлекая внимание к нашему столику.

– А ты? – я посмотрела на Машу.

– Третий день, но надеюсь до операции дело не дойдёт. Я на сохранении лежу. Врач перестраховалась, сказала на всякий случай.

– Ну да, лучше так, – я кивнула, продолжая дожевывать омлет.

После ужина соседки повеселели, и продолжили общение уже в палате.

– Аника, а ты здесь по какой причине? – спросила Маша.

– Киста, – коротко ответила я, не желая вдаваться в подробности.

– На операцию?

Я кивнула.

На самом деле моя киста была нежеланным ребёнком. Я никому не сказала об этом, стараясь скрыть от всех свой грех, которого стыдилась. Чему больше Воспитанная в богобоязненной семье, я знала, что для них нагулянный ребёнок – это позор. А убить нерождённого ещё более тяжкий грех.

Дежурная медсестра оповестила об отбое и выключила свет.

Я лежала в кровати, изучая белый потолок, его причудливый рисунок из растрескавшейся краски. Из коридора раздавался приглушенный разговор медсестры и санитарки.