Максим Волжский - Бойся желаний

– Тише, мой муж, – первой заговорила жена Ольга. – Мы уже рядом. Успокойся. Посмотри на нас.

Трясущейся рукой Непомнящий потянулся к бутылке. Повернул пробку, сделал глоток. Вода пахла тиной, словно минералочка в Геленджике – трёхдневной протухлости, которую подала ему пожилая женщина на пляже, со словами: «Пей сынок на здоровье. Думай о себе. Это полезно».

На языке стало горько. Роман знал, что нужно проглотить воду, иначе пользы не будет, а видение сбежит и спрячется где-то за валунами на берегу озера. Потом ищи своих родных в темноте – ни за что не найдёшь, только рысьи глаза в лесу встретишь.

– Всё таблетками балуешься? – послышался голос тёщи.

Роман поставил бутылку на стол.

Все в сборе: сын, дочь, жена, тёща, которая вечно что-то спрашивала. В беседке у самой крыши горела лампочка. Она была неяркой, но внутри беседки светло. Огонь, горящий в камине, прибавлял тепла, а призраки отбрасывали тень и казались настоящими живыми людьми.

Жена в синей юбке и чёрной кофточке. Сын в сером спортивном костюме: куртка у него с засученными рукавами и короткие резиновые сапоги на ногах. Дочь, будто куда-то собралась; на ней кроссовки, джинсы и толстовка с капюшоном. Тёща, как всегда, в халате и тапочках сидела на стуле, будто ждала, когда ей включат телевизор.

– Вот мы и встретились, – пересчитал всю семью Непомнящий. – Каждый вечер у нас собрание. Куда от вас деться? Непросто жить с такой ношей.

– Он всё мечтает… – закатила синие глазки дочь Анюта, поправляя русую прядь. – Заведи себе кошку или сторожевую собаку. Па-ап… нельзя так. Нельзя мучить себя. Закрылся бы в комнате, включил планшет. В сети, знаешь, сколько всего интересного?

Роман представил, как покупает собаку: почему-то сразу громадную, лохматую, с мокрым носом. По вечерам он бежит с ней по берегу, кидает корягу, кричит: «Тузик, мать твою!.. апорт!» – а пёс вместо палки волочит к нему дохлую рыбу и весело виляет хвостом. С барбосом бывает весело, но что делать с гигантом, если снова вызовут на работу? Роман – вертолётчик со стажем. Уважаемый человек. Профессиональный пилот, а не кинолог.

– Не могу взять собаку, Анютка, – постучал пальцем по пробке на бутылочке Роман. Его голова уже успокоилась, а голос невидимого командира стих, не заставляя равняться куда-то в сторону. – А вдруг мне завтра в полёт? Я человек ответственный, и собаку оставить не с кем. Не брать же её в кабину? Животные в вертолёте запрещены уставом.

Сын Глеб почему-то усмехнулся. Он перевёл взгляд на луну и сказал, словно хотел обидеть отца.

– Папа, какой из тебя пилот? Тебя даже сторожем не взяли после того случая. Тебе летать нельзя. Ещё убьёшь кого-нибудь.

Глеб вытер лицо ладонью, будто оно мокрое или даже в крови, – и сплюнул на землю красную слюну.

Подбородок Романа снова вздрогнул, но боясь потерять фантомную семью, он сдержал себя, но не сдержался в ответе.

– Не говори со мной так! Я хороший пилот и добрый отец. Я делал, что должен.

Тёща вязала, перебирая прозрачные нити пальцами на коленях. На её лице появились очки, мышиная старческая шаль на плечах, которой никогда раньше не было, – и вмиг посидели волосы.

– Ты не виноват, Ромочка, – сказала она. – Ничего уже не изменишь. А собачку ты заведи. Пусть она дом охраняет, ест из миски и воет по ночам. Собачий вой лучше человеческого плача. Правда, ведь, Анюта?

Дочь Романа: красивая, стройная девушка, с личиком ангельским – качнула ровными бровками, то ли соглашаясь с бабушкой, то ли принимая безысходное прошлое.

– Я думаю, отец всё-таки виноват. Конечно, не он убил меня, но его желания чрезвычайно поспешны. Папа должен был предвидеть. А как иначе? Он хозяин семьи и отвечает за всех нас. Я так размышляю…

Сын перестал смотреть вверх, резко развернулся к отцу. На лице Глеба сверкнул оскал. Голова его острижена, как у солдата первогодка, плечи широкие, шея короткая, уши сломанные, потому что парень занимался борьбой.

– Лучше бы ты оставил меня в покое. Возомнил из себя спасителя. Может, из меня толк бы вышел, если не ты? Ведь многие были против. Мамочка!.. ты хотела меня в семью?

Жена была самым сдержанным призраком. Она и при жизни терпеливо переживала судьбу, данную ей Вселенной. Даже в те дни, когда Роман настаивал усыновить Глеба, Ольга покорно приняла его волю.

– Ты несправедлив к отцу, Глебушка. Не смей разговаривать с ним в таком тоне! Научись уважать старших.

Ольга жевала губы, кусая их, словно вызывала кровь. Но разве у приведений течёт что-то в жилах? Призрак всегда лёгкий, пустой. Вот если бы укусить китайскую грушку, чтобы она упала в призрачный желудок, чтобы предать веса – и телу, и словам, вот тогда было всё естественней.