Розалина Будаковская - Barlow&Otto. Они

Джон свернул с освещённой дороги. Вдалеке виднеется лес. В жёлтом свете луны он кажется одной большой полосой без каких-либо намёков, что это всё отдельные деревья, а не сплошной сросшийся ствол. Просвечивается лес только где-то у самых верхушек. Некоторые из них напоминают рыбьи скелетики из мультиков, а другие похожи на шпили зданий. Луна будто подсматривает за нами из-за деревьев, игриво выглядывая лишь наполовину.

Обидно, что эту прекрасную и одновременно жуткую картину не запечатлеть на камеру обычного мобильника. На фотографии выходят лишь едва различимые очертания неровного жёлтого круга и какие-то несуразные палочки вместо деревьев. Звёзд же камера телефона не видит совсем.

Широкая лента асфальта скрывается где-то среди деревьев. Перед самым въездом в лесную чащу установлен большой дорожный знак. Прочитать то, что на нём написано, практически невозможно. Остаётся лишь догадываться по нескольким буквам, не закрашенным неоновой краской из баллончика, что тут было.

Мы остановились примерно в десятке метров перед указателем и вышли из машины.

– Слушай, я быстро, хорошо? – чуть ли не пританцовывая, сказал Барлоу. – Спрячь от меня воду, иначе мы и к полудню не доедем. – он мгновенно скрылся в темноте по правую сторону от машины.

Мимо пронеслась легковая машина, притормозила у плавного поворота в лес и тут же исчезла в чаще, будто её никогда и не было. Я быстро вернулась к пассажирскому сидению и нашла пачку сигарет. Джона не будет около двух минут, вряд ли он станет справлять нужду практически у самой дороги, поэтому я за это время точно успею выкурить сигарету.

Я встала у бампера, пялюсь на указатель и всё ещё пытаюсь понять, как Джону удалось так быстро уговорить меня выбраться из-под тёплого пледа и уютной кроватки. С ними я, кажется, срослась за последний месяц. Обычно выхожу из своей комнаты только в ванную и на кухню. Ночью перебираюсь вместе с пледом и подушкой в гостиную, поближе к большому телевизору. На моей памяти я ещё никогда не чувствовала себя настолько плохо. Во мне никогда раньше не было столько безнадёжности, уныния и совершенно наплевательского отношения ко всему происходящему вокруг.

Считается, такое случается, когда человеку просто нечем заняться. Что ж, сначала я действительно в это верила. Даже нашла себе около пяти новых хобби. Правда, спустя неделю поймала себя на том, что совершенно ни о чём не могу думать. Ни одна мысль, даже самая бестолковая или, наоборот, самая умная, не могла задержаться в голове больше, чем на пару минут. Наверное, поэтому я и предпочла любимым детективам мелодрамы – чтобы не думать. Совсем ни о чём. В конце концов, у главных героев в таких фильмах всего два пути: быть вместе или мучиться всю оставшуюся жизнь друг без друга.

– Да какого чёрта, Инди?! – воскликнул Барлоу.

Не знаю, откуда он появился и как подобрался ко мне сзади без единого лишнего звука, но мой друг в одну секунду отобрал мою сигарету и растоптал, бросив на дорожное покрытие. Я недовольно вздохнула и закатила глаза, сложив руки на груди. Раньше мне родители говорили о вреде курения, теперь этим занялся мой лучший друг.

– Ты опять взялась за старое? – нервно начал он, размахивая руками. – Курить вредно, ясно?

– Да, папочка. – усмехнулась я и подошла к двери машины.

– Ты плохо берёшь ноты, когда куришь, Инди. – не унимался Барлоу. – Как будто только мне это и надо.

– Сейчас моя работа – писать, Джонни. – ответила я. – Для этого голос не нужен.

– Тебе хорошо бы хоть иногда возвращаться «домой». – обессиленно выдохнул актёр. – Ты прекрасно осилишь и то, и другое. – он заложил руки за голову и расхаживает перед машиной.

Домом Джон до сих пор называет сцену театра. Даже после того, как неплохо обосновался на первом плане перед кинокамерой. Если ему невыносимо плохо или больно, сцена каким-то чудесным образом исцелит любую его рану. Не знаю, почему Джон решил, что и мне она поможет точно так же, как ему.

– Из нас двоих раздолбаем должен быть именно я, – спустя минуту молчания добавил Барлоу, резко опустив руки, – а ты та самая хорошая девочка, которая возвращает своего непутёвого друга на истинный путь. – заключил он. – Не наоборот.

– И с чего ты так решил? – несогласно воскликнула я. – У всех бывают ошибки, Джон! Все имеют право считать себя ничем.

Я села в машину, чтобы не видеть его выражение лица, которое сумело разбудить во мне совесть. Последняя просто обожает грызть меня изнутри долгие месяцы напролёт из-за всякой ерунды. Этот разговор как раз та самая ерунда.