Алексей Жарков - Страшно фантастический путеводитель

Сразу за деревней им встретились развешанные на высоких, почти трёхметровых хьеллях рыбьи головы. Ловля трески на Лофотенах – основной вид промысла, рыба приходит сюда в декабре на нерест, и до позднего мая её затем сушат без всякой соли, как есть, на этих чернёных постоянной непогодой деревянных конструкциях. Хьеллями застроены все свободные пространства вокруг деревень, но в июне, когда Хрип и Новак вышли из Å в западном направлении, они уже стояли пустыми, сезон был окончен и лишь в некоторых местах висели, догнивая, вонючие рыбьи головы.

Стараясь реже дышать, друзья осторожно переступали между упавшими сверху зловонными ошмётками. Сверху на них таращились, разрывая от удивления рты, отделённые от туловища изуродованные морды, а внизу, под ногами, в размокшей глине, валялись скользкие куски разлагающейся плоти, и белели влажные кровавые кости. Ветер подхватывал здесь сладковатый удушливый смрад и разносил его по округе, распугивая, кажется, даже назойливых чаек.

– Фублин, они это жрут чтоли? – сквозь зубы спросил Хрип.

– Не, это в Африку отправляют, – надевая капюшон, отозвался Новак. – Раньше выкидывали, а потом нашлись какие-то любители в Нигерии, чтоли, или в Либерии, или в Нигере, хрен его знает.

– Фублин, – сплюнул Хрип.

– Им нравится…

– Что? Это?!

– Не знаю, сама треска, если её вот так, ну… здесь у них какие-то уникальные условия, можно просто на улице развесить и вперёд… она там как-то ферментируется и хранится долго, а потом размачиваешь и…

– Да ну, чокнутые. Фу!

– Наступил?

– Да…

Новак рассмеялся, поправляя капюшон:

– Смотри, чтобы за шиворот не упала.

– А че ты ржёшь? Спать потом как с таким духаном?

– У тебя же сапоги, отмоешь.

Сразу за полем зловонных сушилен открывался вид на чистейшее зеркальное озеро и покрытые ручьями холмы, которые им предстояло пройти до обеда. Дождя не было, но сырая слякоть пропитала эти места как будто насквозь. Склоны холмов покрывала невысокая, похожая на гигансткий мох трава. Ноги утопали в ней, как во влажной губке, проваливаясь едва ли не по колено. Ботинки Новака сразу же промокли и теперь чавкали, словно чмокающий солёными рыбьими костями тролль. Ветер завывал в капюшонах, подталкивая порывами в спину, торопя. К вечеру он стих, а утром на сопки выполз ещё один первобытный обитатель Лофотенов – туман.

Белый и плотный, словно вата, он накрыл долины густым одеялом, обходя лишь некоторые, самые высокие горы, которые темнели над плывущими его лоскутами, словно угрюмые призраки дремучих великанов.

К обеду второго дня сырость пропитала туристов окончательно. Навигатор Новака печально пропищал и завис, покрывшись испариной. Новак мысленно чертыхнулся, ругая себя, что забыл и о влагостойком футляре для этой штучки, и о том, что не запихнул смартфон в сухой гермопакет заодно с документами и банковскими карточками. Хрип выудил из боковины рюкзака ламинированную карту и с гордостью протёр свой старый отцовский компас.

– Это чё такое? – удивился Новак, разглядывая карту.

– Где? – улыбнулся Хрип.

– Слеза гнома… залив пяти ветров… океан жадных карликов… что это такое?

– Это… – шмыгнул Хрип. – «Кондуит и Швамбранию» помнишь?

– Не помню.

– Да ладно?! Половина класса читала, и ты тоже, и я столько тетрадок потом изрисовал всякими островами, материками, ты чего? У нас там заливы были, моря, и мы придумывали каждому своё название. Неужели забыл?

Новак с недоумением заглянул в капюшон друга и увидел там весёлое, поросшее утренней рыжеватой щетиной лицо.

– Не, а чё? Так же интересней. Вот мы сейчас прошли Кратер Забвения и, если будем дальше двигаться на юго-запад, выйдем, как ты и планировал, к Мысу Южных Тревог, затем на запад… на запад… сюда… к Бороде Морского Тролля.

– Вот это остров Лофотодден.

– Нет, – улыбнулся Хрип, – теперь это Голова Нёккена.

– Чёрт! Какого еще Нёккена?

– Нёккена, это норвежский водяной. Любит, чтобы ему бросали в воду всякие металлические предметы, а лучше всего стальные.

Вздохнув, Новак приложил ко лбу ладонь и отвернулся, и в этот момент краем глаза заметил, будто камень, в шаге от которого они рассматривали карту, каким-то странным образом шевелится. Он повернулся к нему и, присмотревшись, почувствовал, как под ещё сухим термобельём холодеет спина. От удивления он даже раскрыл рот. Глаза нервно дергались по камню, а тот будто вращался в траве, прямо под ним, в траве рядом с ногами. «Что за нахрен», – с ужасом подумал Новак и мотнул головой, переводя дыхание.