Она не помнила, как пережила этот фильм, и, кажется, плохо соображала, когда выходила из здания кинотеатра. Судя по странным взглядам на неё подружек, там, в зале, что-то с ней действительно происходило необычное, но задуматься об этом не было сил.
Дома ей опять захотелось испытать те удивительные ощущения, что были в кино. Таня пыталась вспомнить лица героев, воссоздать в памяти увиденные образы, но они таяли, растворяясь в ощущениях, и она снова улетала в сладкое забытье.
Наваждение длилось несколько дней. Родители тогда куда-то уехали, и Таня была полностью предоставлена себе и своим переживаниям. А потом всё внезапно оборвалось. Начали названивать подруги, уточняя про завтрашний день. Так и вспомнилось, что каникулы закончились и начинается череда привычных будней. Вот и вернувшиеся родители засобирались на работу.
И вроде всё нормально, как и должно быть, как обычно. Только вот выкинуть из головы пережитое не получалось. Таня вернулась в свой обычный режим, вышла на учёбу, начала даже писать курсовую работу, но что-то изменилось. Постоянно возвращаясь к событиям каникулярных дней, вспоминая кино и всё, что было потом, постепенно она приняла решение.
Срочно, как можно скорее нужно познакомиться с каким-нибудь мужчиной, завести с ним роман, начать жить регулярной половой жизнью, или закрыть для себя эту тему раз и навсегда. Невозможно же думать о сексе 24 часа в сутки, при этом не имея никакой возможности унять возбуждение.
* * *
Москва, 1967 г.
Найти способного её заинтересовать мужчину в институте оказалось непросто. Интеллигентные и, безусловно, интересные преподаватели давно утратили и намёк на сексуальность и для её целей не подходили. Да и зачем бы она сама была им нужна? Со студентами мужского пола на кафедре тоже было плохо, почти все учебные места заняли девицы, а те немногие парни, что попали в их поток, либо не дотягивали до её представления о прекрасном, либо были совсем юными. Не возрастом, они все были почти ровесниками Тани, но психологически. Она не искала мужчину-наставника или тем более не пыталась заместить фигуру отца, но, однажды попытавшись приватно пообщаться с одним из однокурсников, очень скоро разочаровалась. Всё-таки зов плоти зовом, но хоть какие-то темы для бесед и маломальская взаимная симпатия должны быть!
И снова, ну не переиграешь ты эту жизнь, всё произошло случайно. Таня не нарочно задержалась допоздна в аудитории, просто нужный ей для курсовой учебник был только в институтской библиотеке, и забрать его домой было никак нельзя, очень востребованный. Выйдя на тёмную, зябкую улицу, девушка пожалела о своём упорстве. До ближайшей станции метро идти было недолго, но погода явно предполагала другую одежду. К тому же накрапывал дождь. Быстрым шагом она пересекла улицу и уже видела горящую букву М, как услышала:
– Девушка! Девушка, подождите!
Она обернулась. К ней бойко подскочил высокий молодой человек в специфическом одеянии – жёлтом длинном велюровом сюртуке и чёрном цилиндре на голове. Без вопросов он взял её под локоть и стал, не умолкая, рассказывать о каком-то представлении, которое сейчас состоится прямо здесь, перед зданием метрополитена, и она непременно должна на нём присутствовать. Тут же откуда-то послышалась музыка, и вот Таня уже видела трубача и женщину со скрипкой. Пока играл только трубач, и играл хорошо, но Таня не понимала, что вообще происходит, а дождь всё усиливался, да и ветер начался неслабый. Кое-как отделавшись от бесцеремонного мужчины в сюртуке, придерживая так и норовящий взлететь подол платья руками, она побежала к метро, но тут дорогу ей преградил другой молодой мужчина.
Этот был с виду серьёзным. Никаких цилиндров и сюртуков, обычная замшевая куртка, короткая стрижка, гладко выбрит. Мужчина осторожно придержал её за плечи и, заглядывая в глаза, спросил:
– Вы плачете? Что случилось?
Таня остановилась. Она и не почувствовала, что плачет, а слёзы действительно текли по щекам, и от этого мёрзло ещё и лицо.
– Я замёрзла. – И тут она разрыдалась, как маленькая. Не соображая, что происходит, дала незнакомому мужчине себя обнять, прижать к себе, закрыть с двух сторон распахнутой курткой. А музыка – какофония звуков скрипки и гудения трубы – смешивалась с речитативом, редкими выкриками «велюрового», и ветром.
Ветер всё усиливался, дождь хлестал по ногам, и заботливый незнакомец аккуратно повёл плачущую Таню под козырёк метро. Только там девушка, наконец, начала приходить в себя. Освободившись от объятий мужчины, всхлипнула, пролепетав «извините», и уж совсем глупо разревелась снова.
Читать дальше