Полина Шекалина - Кот и тени. Сборник новелл и сказок

Сияли звезды, редкие облака седыми прядями стлались по ветру, мужчина присел на камни у воды, поднял голову и остался один на один с луною. О чем были думы его, что происходило в его душе? Ночной бриз трепал густые черные пряди с едва заметной сединой, обдавал лицо мелкими брызгами разбивающегося о камни прибоя, и тонкие струйки воды сбегали по щекам к подбородку, смешиваясь со слезами. Промчавшиеся мимо годы встали один за другим в памяти, вспомнилось все… И теперь сидел он тихо, не зная, что сказать в утешение себе, а бриллиант на тонкой золотой цепочке тихо поблескивал.

– К барьеру! – Седеющий мужчина с блестящими черными глазами принял пистолет от секунданта и с неприязнью огляделся вокруг, то ли место он выбрал неудачное, то ли погода мерзкая, но он непривычно дрожал на холодном ветру.

– Не угодно ли вам помириться? – безо всякой надежды спросил секундант. Нет, им не угодно. Ах, как давно это было, но, словно забытый сон, припомнился сейчас Жозефу тот милый испуганный мальчик, оставшийся лежать на влажной траве, вот такой вот траве… Да, как давно… Казалось, все забыто, никогда он больше не сожмет в руке пистолет, не услышит резкое «К барьеру», не придется ни с кем мириться, или говорить, что о примирении не может быть и речи. Но вот этот наглый юнец оскорбил ее, задел грубым словом единственное дорогое на свете существо. Такое не прощается! Невинная доверчивая девушка сейчас осталась дома, заливаясь, должно быть, слезами, а напротив стоит ее обидчик, и все та же наглая улыбка не сходит с его губ. «Сколько раз я смотрел в такие же глаза, – пронеслось в голове короткой мыслью, – но не дыханием ли смерти повеял на меня сейчас холодный февраль?». Жозеф провел рукой по горячему лбу, когда же, если не сейчас найти его той самой пуле, которая так часто пролетала мимо, в тот единственный раз, когда правда на его стороне. Как странно холоден горящий обычно огнем бриллиант, ведь говорят, камни покидают недостойных владельцев, сперва их погубив. Погубив… Луч солнца внезапно сверкнул, пробудилась заря, и что-то привычно свистнуло, а потом подкинуло вверх. Жозефа с головой обдало прибоем и потащило прочь от берега, он постарался вздохнуть поглубже, чтобы нырнуть под воду, надо же, какое море теплое сегодня!

– Убит? – вскрикнул секундант, сколько дуэлей и так растеряться! Даже не закрывался, словно не видел ничего, стоял и смотрел на зарю. А восход, и правда, был прекрасен, на фоне свинцово-серых туч разгоралось ясным ровным пламенем новое утро. А он лежал на траве в какой-то неестественной, отвратительно нелепой позе, секунданты склонились ниже… – Мертв! – прошептал один из них. Волны превратились в корни могучего старого ясеня, они оплетали Жозефа, и словно тянули под землю. В красноватом отсвете пробудившейся зари секундант вглядывался в его лицо, остававшееся неподвижно холодным, но лишенным того умиротворения, которое присуще лицам умерших.

– Жив? – Грудь приподнялась, и с тяжким вздохом душа вернулась в лежавшее на холодной, сырой от росы земле тело, а бриллиант зарделся в лучах утра, словно зажегся вновь пламень согревавшего его духа. Быть может раньше он остался бы холоден и прозрачно чист, но душа человека, с которым связал свою судьбу камень, изменилась за эти годы, многое прошло, но кое-что не ушло безвозвратно. И камень верил и ждал, что темнота рассеется. Еще один тяжкий неровный вздох, потом еще и еще, где-то кружились звезды, полыхал огонь зарниц, но потом все погасло, кануло в тишину.

– Время! Сколько времени прошло! – воскликнул Жозеф вслух.

– Сегодня среда, двадцатое июня, – тихо произнес очень знакомый голос, так часто слышал он этот голос среди кошмаров гнетушего сна, и кошмар уходил, сменяясь покоем и сном. «Так значит очнулся, – пронеслась мысль,– значит открыл глаза?» Но тьма или свет, или это все еще сон? Ночь не отступила, не ушла, мир полон звуков, но нет ни света, ни теней!

– Где я?

– Вы дома, дядя, – тихо произнес ласковый голос, и столько в нем было доброты.

– Хорошо, – говорить вдруг стало очень трудно, мысли начали путаться, наскакивать одна на другую, но среди них отчетливо и настойчиво мелькала одна – над его миром сомкнулась ночь, эта дуэль была последней, а теперь, блуждая слепцом во мраке, он предоставлен будет лишь жуткому хороводу пестрых воспоминаний, а мучительнее всего… Нет, она, конечно, его не бросит, она его любит все той же чистой детской любовью, но как мучительна эта любовь. Кто знает, что будет крыться за ее тихими словами, за этой нежностью в голосе, что отразиться в тот или иной миг в ее лучистых карих глазах?