Сергей Н. Айк - Иллюзия Зла

Потом, эта психическая судорога прошла, и затушив сигарету под краном, он быстро отправился в комнату дочери. Шел он уверенный, что увидит игрушки, может несколько книжек, с картинками. Не помещалось у него в голове, что он идет в комнату взрослой девушки, которая когда-то и была маленькой, но время шло, она росла, а он старел…

Тахта у окна, в головах, по ширине кровати, тумбочка. На ней небрежно брошены несколько журналов. В центре – музыкальный центр, колонки от которого приделаны над столом, с огромной столешницей. Ничего необычного на столе нет. Небольшая вазочка с карандашами, маленькое зеркальце на подставке, рядом какая-то косметическая мелочь. Стопочкой уложены школьные учебники, рядом тетради. Небольшая шкатулочка, с ключом. Вряд ли такое положение вещей можно назвать порядком, хотя, с другой стороны…

Стена напротив стола завешана ковром. На нем, почти посередине большой плакат, с какими-то лохматыми мужиками с гитарами. Ни приглядываться к ним, ни читать надписей он не стал, но про себя остался недоволен. Чувствовал, что мать относиться к воспитанию его дочери от случая к случаю. Он даже не удержался, а произнес с сарказмом, что-то вроде, а когда ей, она лифчики на торшеры развешивает. Но тут же спохватился, русские традиции запрещали говорить о покойных плохо. Он лишь пожалел, в глубине души, что его дочери досталась такая непутевая мать. Тихо звякнула люстра – она была сделана из тоненьких трубочек, вообще-то перезвон стоял в комнате постоянно, только за движением собственных мыслей он его не слышал. Еще, в комнате находился сервант, без посуды. Вместо нее на полочках были расставлены книги. И только две стеклянные были заполнены разной всячиной. Резные и стеклянные фигурки, целая коллекция зажигалок и огромное количество кассет. На оконном стекле, прямо в центре, были подвешены две игрушки, из числа тех, которые крепят водители на лобовое стекло автомобиля.

И он растерялся. Он что-то искал, но не найдя, уже и не мог сообразить, а что именно он ищет. Ему потребовалась вся его сила воли, что бы привести сметенные мысли в порядок – он даже прикрыл глаза рукой. А потом, когда наваждение, которого он не понял, прошло – он пошел на следующий круг осмотра иришкиной комнаты. И испугался, когда увидел, что пропустил огромное количество вещей…

Из зоны его внимания выпали здоровые напольные часы, маятник в которых не двигался, хотя, вполне может быть, что в них просто кончился завод. Из-под кровати чуть выглядывали несколько разнокалиберных гантелей и гриф штанги, а на прикроватной тумбочке, почти посередине лежал мотоциклетный шлем с надписями на нерусском языке и с какими-то устрашающими рисунками. Недоумение его все увеличивалось и увеличивалось…

Наконец, он нашел, что искал. На кровати, немного завалившись на бок, сидел большой сиреневый пес, с оранжевыми глазами – его подарок Иришке на пятнадцатилетие. Он невольно вздохнул с облегчением. О нем помнили. Пусть не все, да плевать ему было на всех, главное – о нем помнила его дочь. И захотелось ему взять этого пса домой, вроде, как бы на память, об Иришке, но потом показалось, что будет это неверно. Вроде как, это не его пес… Он только поправил игрушку, посадил пса ровнее, и сделал шаг назад.

Все на той же прикроватной тумбочке заметил он фотографию в рамочке. Была там изображена Иришка с каким-то парнем. Они сидели на мотоцикле. Точнее, парень сидел, широко расставив ноги, по-видимому, удерживая мотоцикл в равновесии, а Иришка стояла, приподнявшись на подножках полу держась, полу обнимая парня и смотря при этом в объектив. Она смеялась, а парень лишь немного улыбался. Казалось, что он старшее Иришки.

Фотография удивила его. Другая была на ней дочь. Что-то такое было в ней, что не описать словами – это можно было только почувствовать. И он чувствовал, что Иришка его, вовсе не ребенок, а взрослая, красивая девушка, какой бы детской, при этом не была ее улыбка. Это стало для него не просто открытием – откровением, да самым настоящим откровением. Ему даже потребовалось присесть на стул и он, оглушенный, в предчувствии какого-то страшного и близкого открытия, машинально закурил. И лишь после второй затяжки до него дошло, что закурил он в детской комнате. Хотел выйти, но потом передумал, лишь пошарил глазами в поисках предмета, куда можно было бы стряхнуть пепел. И с немалым удивлением обнаружил на столе пепельницу. Именно пепельницу, чистую, не загруженную какими-нибудь безделушками. И понял он каким-то своим внутренним чутьем, что этот предмет стоит здесь потому, что используют его здесь по назначению.