– Поздоровы ли все? – спросила Аяя. – Как Эрик?
– Яй, все здоровы, но сильно обеспокоены мыслями о тебе, о том, что ты так безвестно пропала.
– Я не пропала, Арий, я уже говорила, я умерла. Так всем и передай, тем, кто беспокоится, ничего иного.
– Я этого говорить не стану, это ложь, я не стану лгать о тебе.
– Это чистая правда. Я никогда не вернусь в обычный мир.
– Ты наказываешь меня, я понимаю. Я всё понимаю… и ты права в этом… Но неужели одиннадцати веков наказания недостаточно за две сотни лет ошибок и заблуждений.
– Никто тебя не наказывает, не выдумывай… – сказала она негромко и холодно. – Кто я такая, чтобы за что-либо наказывать великого Ария?.. Просто я перестала чувствовать что-либо, вот и всё.
Гром сразу с двух сторон оглушил нас. Аяя встала и сделала мне знак рукой, следовать за собой. И мы двинулись через коридор, подобно той же галерее, но идущий внутри дворца так же соединяя все его помещения, и вошли в большой зал, открытый во внутренние помещения. Они были подобны внутреннему дворику, какому-нибудь итальянскому патио, но сверху была прозрачная крыша, по которой сейчас колотили струи дождя, а два этажа, открытыми галереями идущие вокруг, просматривались из середины полностью. Из чего такая крыша? Она сделана изящно, множество красиво и замысловато переплетающихся креплений удерживали прозрачные пластинки.
– Это стекло, – сказала Аяя. – На склонах горы его много. Я их научила его собирать и варить. Нужна очень высокая температура, чтобы… чтобы потом из расплавленного стекла делать пластины для вот этой крыши или окон. А там оно лежит уже готовыми лепёшками… Так что, думается, мы тут на склонах вулкана.
– Вулкан, да… Нашу долину уничтожил вулкан прошедшим летом, – сказал я.
– Как?! Нет больше… – воскликнула Аяя, на миг становясь прежней.
Но тут же словно опомнилась и добавила:
– Что ж… странно, что только теперь.
– Для меня она погибла, когда оттуда исчезла ты.
Но Аяя лишь покачала головой:
– Она погибла раньше, когда остыла твоя любовь. Моя ещё боролась долго, пытаясь растолкать твою, оживить, разогреть. Но твоя становилась лишь мертвее с каждым годом, её разлагающийся труп отравлял нам души.
– Прости меня… прости! – я шагнул к ней…
…как он не понимает… как не понимает, что каждое его слово камнем из пращи влетает в мою душу, разбивая там всё в кровавую кашу, болезненным эхом расходясь по ней, визжа в голове, срывая все струны в сердце. Ничего не понимает, жестокий человек, всегда думал только о себе… Я не могу смотреть на него, я чувствую аромат его кожи, тепло его тела даже на расстоянии, я каждый миг борюсь с желанием заплакав, броситься и прижаться к нему, почувствовать его в руках, его грудь и живот, прижатыми к моим, запустить пальцы в его волосы, целовать его милое лицо, чувствуя его дыхание на моей коже. Зачем ты явился, Арий?! Зачем?! Мне в моём покое и бесчувствии не жилось, конечно, но я не чувствовала боли…
…Но она тут же отошла на несколько шагов, уходя в середину помещения, под самый купол крыши, слуги несли светильники со всех стон, тьма как ночью…
– Я уже сказала тебе, всё прощено и всё забыто.
– Да нет же! – воскликнул я, борясь с желанием броситься к ней, сжать её плечи, встряхнуть, заставить смотреть как мгновение назад, когда она узнала о том, что вулкан поглотил нашу долину. Но теперь не следовало этого делать, это только оттолкнёт её. – Не забыто, если ты здесь! Если ты прячешься, значит, не хочешь видеть меня, потому что обижена и злишься! Но пойми, услышь меня!
– Ты ничего не слышал…
– За то и поплатился… жить без тебя куда хуже, чем быть мёртвым. Послушай… я обезумел от ревности, Он каждый день, всякий миг нашёптывал мне… И… Орсег ещё являлся три раза в год… и улыбался тебе, а ты улыбалась ему…
– Ты с ума, что ли, сошёл?! – возмущённо подняв брови, воскликнула Аяя.
Опять страшно загрохотал гром, сквозь крышу вспышки молний были хорошо видны, освещая помещение, потому что казалось, что наступила ночь.
– Конечно… конечно, я сошёл с ума. Я всегда был помешан на ревности, но… а тогда я… и всё Его шёпот, в любой день, ночь, всякий час…
– Мне Он ничего не нашёптывает, – сказала Аяя, поводя бровями. – Надо быть хозяином себе, своему уму и сердцу.
– Я не был… каким хозяином себе! Ты владела мной…
– Ой, не надо! Я владела тобой… Ну а ты мной! Но я никогда не устаивала тебе ревнивых припадков!
– Верно! – закричал я. – Верно, не ревновала, потому что ты никогда не любила меня так, как я тебя любил! Как я…
Читать дальше