Марина Захарова - Литвин [litres самиздат]

Быстро метнулся в кухню, оставил всё там и, заперев дом, отправился к лесу. Только начало вечереть, тени начали удлиняться и чуть тронуло прохладой, но было ещё тепло. И какой же стоял смолистый аромат, никак не мог надышаться. Неслышно ступал по упругой тропе, усыпанной иголками. Они прямо пружинили под ногами. Пройдя его вышел к поляне, трава почти по колено, но вот прогалина и там ниже и ягод полно. Наклонился, собрал в ладонь небольшую горсть и тут же отправил в рот. Одобрительно закачал головой. Поднялся и дальше, вышел на склон, а там – берёзовый перелесок. Уже не тонкий и не такой прозрачный, но также пронизанный лучами начинавшего садится солнца. Слева блеснуло озеро, сбежал к песчаному берегу, раздеваясь на ходу и нырнул в воду. Блаженно улёгся спиной на воду. Высокое небо над головой и редкие облака, словно позолоченные.

Посетила странная мысль, воспоминания сейчас не были теми видениями. Сейчас он просто вспоминал, как был здесь с бабушкой, дедом. Как приезжала мама, отец. Как носились с мальчишками и ныряли вот на этом самом месте.

– Пора бы оторваться от этого, – посоветовал себе и нырнул в глубину.

Тем не менее, чувство непонятого, чего-то неразгаданного не оставляло. Внезапно всплывая, как песок на дне водоёма, случайно тронутый кем-то и никак не оседавший обратно. Вернувшись к дому, постоял у калитки, будто не решаясь войти. И внезапно разозлясь, наконец, толкнул её и прошагал к дому. Распахнул дверь кинул футболку на стоявший рядом стул, упёрся руками в торс. Огляделся по сторонам и провозгласил:

– Так! Начнём.

Обошёл все комнаты, практически обыскивая каждый предмет мебели. Зацепиться за что-то никак не удавалось и не рождалось того ощущения. Совершив уже второй круг по всем комнатам, уселся, скрестив ноги, на пол в гостиной. Досада и полное непонимание в голове и мыслях.

– И чего ради тогда притащился, спрашивается?..

Становилось прохладно, передёрнул плечами, поднялся и направился в свою комнату. Там одел чистую футболку. Снова заскользил взглядом, понимая, что никак не может унять странное беспокойство, словно дрожащее внутри. Пытаясь избавиться от него, вдруг со всего маху, грохнул кулаком по створке шкафа. Он даже покачнулся, а слух уловил какой-то совершенно неподходящий сюда звук. Наклонившись, увидел ключ. Поднял и поднёс его к глазам.

– И откуда ты?..

Мысленно же мгновенно перенёсся в кухню к старомодному и громоздкому буфету. Только там, нижние дверцы, которые были заперты и которые он не осмотрел. Чуть не скатился с лестницы вниз.

Еле попал в скважину, так тряслись руки от внезапного возбуждения. Скрипнули дверцы, за ними стопки столового белья, посуда и вдруг книги. Он замер, даже дыхание перехватило и смутное воспоминание метнулось в голове. Медленно вытащил их и разложил на полу. Это сказки, те самые которые читала мама. Брал каждую в руки и перелистывал страницы. Из какой-то выпал странный листок, взял его в руки, перевернул и не смог оторвать взгляд. Фотография, старая. На ней девочка с ясными глазами, улыбалась и нежно, и лукаво.

– Не… может… быть… – схватился за лоб рукой. Перед внутренним взором словно отматывалась плёнка в старинном киноаппарате. Туман рассеивался слишком быстро. Понимание сверкнуло и оглушило.

Два образа слились в его сознании в один. Медленно, почти зажмурившись, перевернул карточку. На обороте фотографии надпись от руки – «Рона 9 лет». Мама… Роня…

Как же тогда пытался забыть, изо всех сил… Ни в какую не хотел расставаться с ней, терять её. И потому оставил её здесь и свои воспоминания о ней. Не приезжал сюда именно поэтому. Так хотелось сохранить свою тайну, что глубоко запрятал, что почти забыл, почти…

Тогда, в детстве, каждое посещение этого места и этого дома, казалось, почти сказочным и волшебным. Дом деда, выстроенный его мастеровыми и умелыми руками и сейчас выглядел теремом. Бабушкины вечерялки, а мамины сказки и истории о самой себе, вообще уносили в запредельное. И там, он придумал себе её, ведь тогда здесь были только мальчишки. А хотелось другого, необычного, такого же, как в мамином волшебстве. И тогда появилась Роня. Весёлая, непоседливая, говорливая. Которая любила бегать за бабочками, собирать землянику и смотреть на звёзды и в небе, и в озере.

И тут со стоном вспомнил ещё одно, что вызвало и подняло волну негодования. Психолог, который убеждал, на протяжении двух лет, что такого нет, не бывает и быть не может никогда. Что мама умерла в больнице.