Владимир Нестерцов - В гостях у Папского Престола

Много страшных вещей открылось мне. Я читал и не мог поверить, что некоторые вещи могут произойти. Однако, когда я дошел до последней страницы, то долго не мог поверить тому, что написал монах. Я перечитывал несколко раз, но смысл ускользал от меня. Тогда я решил дословно переписать этот текст, надеясь, что он пригодится мне в дальнейшем. Он звучал так: «Построит человек на небе, на земле и в море города. Но память его сохранит, что с ним когда-то случилось. И он будет знать, что дальше с ним будет. Не станет бояться собственной смерти, ибо жить он будет несколько жизней. И он будет знать, что свет никогда не погаснет».

Так постепенно я впитывал в себя человеческую мудрость и знания, которые расширяли мое видение мира и толкали на познание всего нового. Плохо, что это приходилось делать тайно и держать при себе, так как поделиться и уточнить было не с кем. А это было достаточно тяжело – носить такой груз при себе, так как появилась куча вопросов, на которые мне бы хотелось получить ответы. Поэтому я постоянно был в напряжении, размышляя сам с собой, и в итоге пришел к выводу, что мне, очевидно, пора возвращаться домой. Я начал постепенно готовить почву для этого, тонко намекая на то, что уже нахожусь здесь достаточно долго и мне хватит тех знаний, которые уже приобрел. Мои «наставники» уходили от прямого ответа на мои пожелания, говоря о том, что скоро, вполне возможно, меня примет понтифик. Разумеется, у меня особой радости это не вызывало. Пока длился период неопределенности, я успел изучить весь город, познакомиться с местными студентами, которые любезно посвятили меня во все таинства ватиканской жизни, секретные городские тропы и подземные ходы, ведущие не только к женским монастырям и обителям. Оказалось, весь город был насыщен подземными тропами, через которые можно было попасть в любое здание. Я познакомился с некоторыми из них, приняв участие в студенческой «экскурсии» на пивоварню, которая закончилась грандиозной попойкой. Во время этого путешествия мне объяснили, как ориентироваться в многочисленных туннелях, чтобы не заблудиться. Оказалось, что кроме рукотворных подземных ходов встречаются тоннели, сделанные неизвестно кем и неизвестно когда. Многие из них ведут глубоко под землю, и определить их можно только по гладкости стен, которые были словно отполированы какой-то непонятной машиной. Ходить по ним категорически не рекомендовалось, так как можно было не вернуться обратно. По этим ходам понтифики не раз спасались бегством в период смуты или нападений.

Все это, конечно, было интересно, но мне очень сильно хотелось домой. И пока мои желания не совпадали с возможностями, я продолжал усердствовать в библиотеке, пытаясь найти что-то ещё более интересное после того, как я узнал столько нового. А оно было столь необычным, что я не представлял себе, что с ним сделать и как все это применить в жизни. Но, если мне все это давалось, значит, для чего-то оно было нужным? Поэтому, сделав небольшую передышку, я снова принялся за книги. Постепенно внутри меня стали происходить процессы, изменяющие мое мироощущение. Они стали более острыми и даже давали возможность при определенном усилии заглянуть за грань действительности. Это новое качество, с одной стороны, обрадовало меня, а с другой – насторожило. Все это проявилось довольно скоро.

В один из дней я находился в читальном зале и помогал библиотекарю расставлять книги на полках. Одновременно мы беседовали с ним о смысле бытия, как его понимают простые люди, философы и священнослужители. Разговор проходил достаточно интересно, и в отдельных моментах мы повышали голос, стараясь доказать друг другу свою правоту. Наш жаркий спор прервал скрип открывающейся входной двери, почтительно впустившей в зал понтифика в сопровождении нескольких человек. Мы замерли от неожиданности: я – с книгой в руках, а хранитель – с метелкой, которой он обмахивал пыль со стеллажей. Подойдя к нам, понтифик стал расспрашивать о том, сколько книг находится в данном хранилище, каким наукам они посвящены и где находится раздел по алхимии. При этом он продвигался вдоль зала, внимательно посматривая на меня. Мы с хранителем тихонько шли сзади, при этом последний давал четкие ответы на вопросы понтифика, доставая с полки и демонстрируя ему ту или иную книгу. Так мы прошли весь зал и остановились возле стены, на которой были наброски фрески «Дельфийская сивилла». Красивая молодая девушка, удобно расположившись на мраморной скамейке, пристально смотрела вдаль, держа в левой руке раскрытый свиток, в то время как ее правая рука лежала на коленях, словно приготовившись к каким-то действиям, понятным только ей одной. Весь вид ее говорил о том, что она готова сейчас произнести свое пророчество, но каким оно будет- никто не знает. Понтифик, подойдя к картине, на секунду задержался возле нее. Со стороны казалось, что сивилла поймала его своим взглядом и не хотела отпускать, словно предупреждая о чем-то, что должно сейчас произойти. По тому, как изменилось лицо понтифика, я понял, что сейчас что-то будет. Слишком внезапно тяжелая и липкая тишина опустилась на всех присутствующих. Я замер, сжимая в руках книгу, которую не решался положить на полку. Понтифик еще раз бросил взгляд на сивиллу и повернулся к ней спиной. Получилось так, что я оказался между ним и картиной, не зная, в какую сторону деться. В этот момент луч солнца упал на картину, мгновенно добавив ей красок. Глаза сивиллы сузились и стали пронзительными, в её правой руке что-то блеснуло, и в сторону понтифика стал выдвигаться тонкий и хищный стальной стилет. Казалось, еще мгновение – и он, подобравшись, вонзит свое жало в священную особу, которая, ничего не подозревая, стояла и негромко беседовала с окружающими. Я смотрел на все это, как завороженный, не зная, что предпринять. А стилет, замерев на мгновение, словно выбирая точку для смертельного удара, вдруг рванулся вперед, мелькнув перед моим лицом. И в этот момент во мне сработали мои навыки. Я бросился к понтифику и, вытянув руку с книгой, как щитом, прикрыл его спину, при этом оттолкнув понтифика в сторону. Клинок, пробив обложку книги, застрял в ней. Держа книгу двумя руками с застрявшим стилетом, я протолкнул ее обратно в сторону картины. Очевидно, тот, кто пытался сейчас организовать покушение, не ожидал такого маневра. За стеной что-то зашумело и упало, затем раздался шум, словно кто-то на цыпочках убегал с места преступления. Клинок так и остался торчать в книге, вытащить его из-за стены я не мог, так как мешала рукоять с той стороны. Понтифик, пролетев шага два и наткнувшись на ближайшую особу, недоуменно развернулся в мою сторону, собираясь, очевидно, высказать все, что он думает, но, увидев меня с тяжелой книгой в руках, из которой торчал стилет, замер на месте. В это время шокированные приближенные пришли в себя и, быстро окружив его, посвятили в курс дела, стремительно выводя из книжного зала. Я продолжал стоять, держа в руках тяжеленную толстую книгу, не зная, что делать. Пока я размышлял, что предпринять, в комнату ворвались швейцарцы во главе с капитаном. Пользуясь моментом, я сунул одному из них книгу и стал посвящять в курс дела его начальника. Первым делом мы обследовали картину, простучав стену. За ней в отдельных местах чувствовалась пустота. Затем капитан выскочил в соседнее помещение и стал тоже его обследовать. Как позднее оказалось, они нашли в панелях над полом замаскированный лаз, который вел к картине. Он был настолько узким, что сквозь него с трудом мог протиснуться худощавый человек. Картина служила инструментом наблюдения за всем тем, что происходило в зале. Когда там проходили заседания, спрятавшийся за стеной человек мог не только слушать, но и наблюдать. В правой руке сивиллы было проделано отверстие, которое прикрывалось куском холста, изображавшего материю. При необходимости оно свободно убиралось, открывая узкое отверстие в ладони руки. Вот почему покушавшийся использовал стальной стилет, который свободно входил туда, поскольку он рассчитывал нанести смертельный удар и, мгновенно спрятав стилет, скрыть все следы. Пока бы разбирались, что произошло, он мог бы спокойно уйти или присоединиться к присутствующим, снимая с себя все подозрения. Произошедшее с понтификом говорило о том, что в ближайшем его окружении были недоброжелатели, которые прямо или косвенно участвовали в организации этого злодеяния. Разбираться с этим было не моей задачей, пусть эту проблему решает капитан. Со своей стороны, я посчитал это знаком свыше, который говорил мне о том, что пора как можно быстрее уезжать домой. Пока происходила вся эта суматоха, я потихоньку выбрался из зала и отправился в свою комнату. Два дня в государственной жизни страны было затишье. Затем меня пригласили в приемную понтифика и от его имени поблагодарили за мои действия в том печальном инциденте. В благодарность мне вручили небольшую иконку «Николая Чудотворца» с кусочком его мощей. Отныне я мог пользоваться библиотекой по своему усмотрению почти без ограничений. По-другому стали ко мне относиться и гвардейцы, принимая почти как равного. Орудие покушения, вынутое из стены, оказалось клинком из знаменитого Толедо. Такие клинки из-за их гибкости продавали свернутыми в кольца. Как оказалось, в нем были полости, пропитанные ядом, и достаточно было просто царапины, чтобы человек ушел в мир иной. Все это смертельное орудие заканчивалось великолепной рукоятью с ажурными прорезными гардами, придававшими клинку легкость и изящность. Если рассматривать его при свете, то он как бы просвечивался весь из-за мелких раковин, разбросанных по всей длине и заполненных смертельным ядом. Он попадал туда при закалке стали, и в случае проникновения в тело этот процесс как бы повторялся. Горячая кровь захлестывала клинок, вымывая оттуда все, что там было спрятано, расплескивая отраву по всему телу. Хорошо, что я не схватил его голыми руками там, в библиотеке, а то неизвестно, чем бы всё закончилось. Вскоре клинок забрали, и он занял свое место где-то на полке в архиве.