Михаил Парфенов - Истории Ворона [сборник litres]

– Давайте попробуем. – Бабушка потянулась за сумкой, а блондинка подмигнула Юре – грани драгоценного камня сверкнули в закатном свете. Юра растаял мороженым и потек на полотенце с изображением долларов и Скруджа МакДака.

– Меня зовут Снежана, – сказала блондинка.

Какое странное имя для раскаленного пляжа! Зимнее, швыряющее снежками, обжигающее морозцем.

Юра представился. Он был вежливым мальчиком, воспитанным двумя поколениями женщин-педагогов.

– Не хочешь поиграть в мяч, Юра?

– Может быть, завтра, – сказала бабушка, вручая Снежане купюры. – Сегодня у нас еще грязи.

– О, тогда хороших вам грязей.

И Снежана ушла.

– Упаси бог, – изрекла бабушка, отпивая из пластикового стаканчика теплое пиво, – ты когда-нибудь приведешь домой такую барышню.

Юра промолчал, впившись пальцами в песок.

Приморский поселок был крошечным, даже бабушке с ее больной ногой ничего не стоило обойти пешком территорию, от целебного источника до окраинных коровников, от заброшенных санаториев до косы. Лиман зарос осокой, гудел комарьем. Мошкара лезла в рот. За междугородней трассой простиралась бескрайняя степь. Ветер трепал ленты венка у подножия статуи Безымянного солдата, отковыривал чешуйки краски с могил сельского кладбища, приносил из степи пыль и сор. Памятник, и заборчик, и фасад продуктового выцвели и потускнели.

Черный как смоль татарин колдовал у мангала, орудовал острыми шампурами. Из уголка его губ торчала козья ножка, пепел падал на мясо. В первый день бабушка сунулась в шашлычную, но цены ее не устроили. Бабушка закатила скандал, а Юра сгорал от стыда. Ему казалось, татарин их запомнил и мстительно щурился сквозь табачный дым, когда они проходили мимо.

В передвижном зоопарке грыз прутья клетки полудохлый волк. Павлины изнывали от зноя. Простуженно хрипел верблюд. В сувенирных палатках по пути к морю продавали пепельницы и надувные круги, очки и кепки, магниты и бусы. Бабушка купила Юре футболку со львом, а себе – сандаловый подстаканник, веер и набитую ароматными травами подушку.

Все нехитрые развлечения сосредоточились на пляже: тир, горка, квадроциклы, массаж. Юра слушал, как верещат оседлавшие банан подростки, но бабушка запретила кататься: сперва научись плавать, сказала она. Бабушка плавала отлично и кричала Юре из воды: «Это просто, ну иди сюда, я покажу».

Ровесники озирались, Юра краснел. Он попытался бы, будь побережье пустым, но стеснялся при посторонних и просто сидел на мели, ловил руками мальков или закапывал ступни в песок.

На третий день он отчаянно хотел домой: к друзьям, к телевизору, к маме. И никогда больше не есть пахлаву.

Жилье они снимали на первой линии, пять минут до моря. За штакетником на немаленькой территории стояло несколько глинобитных домов и разные хозяйственные постройки. По огородам ошивались кошки и куры, пожилой пес облаивал курортников. На рассвете хрипло пел петух. Городского мальчика Юру изводила вонь из сараев, а бабушка вдыхала полной грудью и смаковала воздух. Говорила:

– Не жил ты в деревне, дурачок.

«И слава богу», – думал Юра.

Особенно мерзко пахло в общей кухне: прогоркшим салом, застаревшим жиром, скисшим молоком. Входя туда, Юра задерживал дыхание.

В большом хозяйском доме жила целая династия. Главным был невысокий крепко сбитый старик – это он приманил бабушку картонкой с ценами на жилье. По утрам старик, дядя Коля, ходил к трассе завлекать новоприбывших туристов, но, судя по тому, что, кроме бабушки и Юры, жильцов у него не наблюдалось, завлекал плохо. Дом старик делил с двумя взрослыми сыновьями. Сыновья, возможно, были двойняшками. Оба плечистые, кряжистые, с развитой мускулатурой и пивными животами. Оба угрюмые и немногословные. Уже через час после знакомства бабушка называла их Вовочка и Сашенька.

– Вовочка, а как тут вообще зимой? Сашенька, а где слив дешевых взять?

Мужчины бурчали под нос – бабушку это почему-то не смущало. У мужчин были одинаково невзрачные супруги. Рыхлая толстуха – у Сашеньки. Тощая вобла – у Вовочки. Мужчины ходили в спортивных штанах, с голыми торсами, жены – в засаленных халатах. У них были дети, Юра не разобрался, где чьи. Девочки-близняшки лет десяти, угловатые, с волосами цвета крылышек моли, и пузатенький, как отец и дядька, мальчонка-дошкольник, вечно испачканный шелковицей.

Бабушка сказала: будет тебе компания, но за три дня Юра ни словом не перекинулся с малолетками. Предоставленные сами себе, дети носились по двору, грубо тискали кроликов и котов, потрошили яблоню… В чем-то Юра им завидовал.