Робертсон Дэвис - Убивство и неупокоенные духи [litres]

– Возможно, я ошибся, но мне показалось, вы только что признались мне кое в чем, и это дает мне права, которых нет ни у кого другого. Я ошибся?

– Зачем вам нужно это знать?

– Потому что я должен принять решение. И оно сильно зависит от того, насколько серьезной была ваша связь с миссис Гилмартин.

– Мы стали любовниками.

– Но любви между вами не было. Верно? Слово «любовники» в наше время приобрело весьма техническое значение.

– Мы исследовали параметры своих отношений.

– О, какое дивное слово! Вы измеряли и подсчитывали свои чувства друг к другу, прежде чем объявить о своей любви. А для этого нужны были частые упражнения в постели, да?

– Макуэри, вы очень злобны и весьма пуритански смотрите на дело. Я уверен, что вы просто завидуете. Эсме – очаровательная женщина.

– И честолюбивая. В конторе ходят слухи, что она считает свою красоту и талант весьма пригодными для телевидения и что вы могли составить ей протекцию – прошу прощения за неделикатность – в этом незнакомом для нее мире.

– Ну и что?

– А вот что: не вступила ли она в связь с вами в качестве ответной услуги? А может… простите меня еще раз… может, это был задаток?

– Макуэри, вы… вы говно!

– Нет, отнюдь нет, мой милый. Я даже отдаленно не фекален. Но я должен решить, что с вами делать, а для этого мне нужно знать кое-что. Я научился такому способу расследования в детстве. Мой отец, знаете ли, был полисменом. Не рядовым патрульным, хотя начинал именно с этого, в Эдинбурге. Но в отставку вышел с поста шефа полиции крупного шотландского графства. Он был хороший детектив – настоящий, понимаете, а не как эти, в книжках. И еще он был прагматиком: как он говорил, это значит приписывать всем самые низкие мотивы – и надеяться, что ты ошибся, конечно. Поэтому, я надеюсь, вы понимаете: чтобы докопаться до сути этого дела, я должен считать, что Эсме вас использовала, а у вас хватило глупости на это клюнуть.

– Неужели она способна на такую низость?

– Разумеется, способна, но что тут низкого? Она амбициозна. Вероятно, она подсчитала стоимость и решила заплатить… традиционной монетой. Это такая шутка, на случай если вы не поняли. Вы далеко не так отвратительны, как многие ступени лестниц, которые приходится преодолевать амбициозным женщинам. А сейчас, как я понимаю, она нашла другую лестницу, за продвижение по которой платит другой монетой. Агента, который выполняет ее желания и берет за это десять процентов.

– Этот шут Хорнел?

– Если она сменяла арлекина – вас, мой милый, – на шута, то, надо полагать, потому, что он может доставить ей желаемое, а вы нет. Шуты обычно очень умны.

– О боже! Женщины!!!

– И мужчины. Амбициозные люди играют одинаково, к какому бы полу они ни принадлежали. А мы с вами живем в просвещенные времена, как вы, я заметил, довольно часто указываете в своих критических статьях.

– Я был о женщинах лучшего мнения.

– А мой отец – никогда. Varium et mutabile semper , так он любил говорить. Видите ли, он получил хорошее шотландское образование. Он и на общедоступный язык это переводил: Изменчива и ненадежна – пффф-пффф – Женщщщина [78] Вергилий. Энеида. Книга IV, 569/570. Перев. С. Ошерова. . Надо полагать, мистер Гоинг, вы сами никогда не бывали… пффф-пффф?

– Она меня использовала!

– А вы и не подозревали?

Нюхач сильно приуныл.

– Мы как раз об этом тогда и говорили, – произносит он наконец.

– В роковую ночь? Вы поссорились?

– Не совсем, но ссора назревала. И тут ворвался Гил.

– После того как вы побыли, как вы выразились, любовниками, вы начали спорить?

– Мы не были любовниками… не в тот раз… в том смысле, какой вы в это вкладываете. Она сказала, что, по ее мнению, нам пора расстаться.

– А вы не хотели расставаться?

– Я буду с вами откровенен.

– Да, так будет лучше.

– Я собирался ей сказать то же самое. Я всегда первым это говорил. После обильных… нежностей… и заверений в том, сем, пятом и десятом.

– И вы рассердились, потому что она успела раньше? Просвещенные времена, мистер Гоинг. Просвещенные времена.

– И тут ворвался Гил и начал надо мной насмехаться.

– И вы тюкнули его по голове.

– Да.

– И убили.

– Надо полагать, что так.

– Нет, не надо полагать . Вы прекрасно знаете, что вы его убили. А теперь посмотрите-ка на картинку, вот тут, на стене. «Ступени возраста». Она принадлежала моему отцу, эдинбургскому полисмену; он ценил ее как подспорье в случаях вроде вашего. Человечество в лице мужчины и женщины шествует через великий мост жизни. Как по-вашему, кто здесь Гил?