Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Командующий приблизился к корчившемуся на земле жрецу, потянул за плащ, закрывавший голову, обнажил белое, без кровинки, лицо, глянул в глаза без зрачков, похожие на речные камешки. Рассмотрел рану – разрубил бедняге таз, жить не будет. Похвалил себя за то, что рука по-прежнему тяжелая.

Взгляд у колдуна отсутствовал. Значит, его дух витал где-то над святилищем. Одного удара меча в живот хватило, чтобы закончить страдания несчастного человеческого тела. Теперь жрецу некуда было вернуться. Зато его злобный дух мог прятаться в деревьях и путать дорогу, нанося чужакам вред.

«Если бы эта тварь вошла в меня, я бы бросился на меч», – подумал Авл. Надоела такая жизнь. То лар им крутит, то Карра мучает. Он устал видеть одним глазом потусторонний мир с его страхами, а другим – этот, с его суетой и грязью. Он устал служить темницей злому духу и никогда не освобождаться от него.

Только рядом с Юнией проконсул чувствовал свободу. Но и ее обидел. Горше некуда. Закрылся, хотя знал, что она не ударит. Выставил перед собой лара. А тот поступил, как всегда… Распорядился его телом, его именем, им самим. Как теперь объяснить?

«Войди, – потребовал Авл, а сам добавил: – И я тебя убью».

Колдуна не надо было приглашать дважды. Он ринулся с верхушки ближайшего дерева вниз и очутился в теле другого человека. «Вот ты где! – рассмеялся Мартелл. – Теперь держись!»

Ударить себя мечом в живот – все равно, что убить очередное тело, дух сможет переместиться. Но, если на рукоятке клинка цепочка с рыбкой, значит, и меч особый?

Прежде чем злобный дух завладел им окончательно, проконсул развернул к себе спату, упер ее обратной стороной в землю, а острием в живот. Одно нажатие – и свобода. Свобода от всех этих тварей. Авл наклонился, по привычке напряг мышцы, хотя случай требовал расслабить. Но многолетняя тренировка давала себя знать.

Распорол кожу нагрудника, под ней тунику. И вдруг разом почувствовал пустоту. Ни колдуна, ни лара, ни кого бы то ни было, кроме него самого. Оказывается, и простой готовности пожертвовать собой достаточно!

Он был пуст! Свободен и пуст! Словно в нем освободили место для чего-то нового.

Варвары разбирали и грузили грубое золото. Легионеры привычно окусывались: им добыча только снится. Но надеялись на командующего, который увеличит разовое жалование сестерциев на сотню. Да еще выделит каждому его долю, но потом, уже в лагере, когда привезенные из святилища дары будут сосчитаны.

Проконсул стоял с окровавленным мечом над телом жреца и чувствовал абсолютную легкость. Он точно заново родился – никаким духам и божествам пока не принадлежал. Сразу почувствовал крайнее отвращение от самой идеи совершить Ремурию, а также полную уверенность: легионы под его командой выберутся из Болотных Земель и без этого. Никто их не остановит.

Он смотал с рукоятки меча цепочку с серебряной рыбкой и, как хотела Юния, надел себе на шею.

На единоверцев из ближайших к вечному городу селений смерть назаретян в цирке подействовала отрезвляюще. Многие бежали, прекратили проповедь. Другие, наоборот, возмутились: да как так можно? До каких пор невинных людей будут делать козлами отпущения за грехи самих лацийцев и их Сената?

Фламм с Сабиной даже не успели доехать до Стабий. Бывший гладиатор принес вдову в таверну на первом этаже инсул, кликнул хозяина:

– Эй, Колх!

Явился маленький, черный, как финик, человечек, родом из… боги только могут назвать эту провинцию! Ну да в Вечном Городе кто только не живет!

– У тебя ведь работают назаретяне?

– Нет, нет, что ты!

– Меня можешь не бояться. Ее отведи к ним и спрячь.

Спрятал. И даже помог выбраться из города, уже оцепленного стражей, – старых, полузасыпанных подземных ходов никто не отменял. Оказалось, что и в торговцах может жить неробкое сердце, хотя сам Колх не был назаретянином. Но люди же!

Далеко Фламм с Сабиной не ушли. В Кориолах их настигло известие, что с северо-востока на Лациум идет Марцедон – воздает по заслугам, как водится. Особенно плохо тем городам, где уже прошли цирковые травли – проконсул не любит несправедливости.

Фламм мог только порадоваться. Они с доброй булочницей переходили от одного тайного убежища к другому. У назаретян оказалась налажена система отступления: были и скромные инсулы, и деревенские домусы, и роскошные виллы, и городские урбины [35] урбина – отдельный городской дом, в отличие от инсул – квартир в едином доме. . Их прятали, давали ячменный хлеб, указывали, куда двигаться дальше. Везде тряслись, но помогали. Это последнее качество Фламм зауважал – не бросают своих, хорошо.