Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Этот человек… о, этот человек во всем оказался, как она сама. До мелочей. Читал те же книги. Смеялся над теми же шутками. И, судя по всему, в детстве с ним тоже произошло что-то плохое. Что ранило душу. Юния не знала, что именно, но уже пожалела.

Говорят, нельзя любить жалостью. А как же еще любить человека, который упал в этот мир с небес, коверкая и ломая крылья души? Ты же видишь, какой он на самом деле.

Говорят, когда любишь, слепнешь. А она считала, наоборот, прозреваешь. Видишь другого не таким, каким его сделала собачья жизнь. А таким, каким создал Бог. Создал в надежде, что хоть немного настоящего останется.

Вот и Юния смотрела на Мартелла, не понимая, почему тот не дотягивает до самого себя? Где та сила, которую она все равно в нем ощущает? Прячет внутри? Копит? Сам себе не верит?

Если жена легата все время улыбалась, потому что много били, то проконсул внешне был всегда спокоен, как утес, потому что много били со связанными руками. Когда не можешь ответить. Вырабатывается философское отношение к жизни. Бежать некуда.

Однажды во время разговора она заглянула ему в глаза и ужаснулась. Авл был вежлив, шутил, улыбался. А там глубоко-глубоко сидел у стены голый скрюченный человек, едва выдерживавший все, происходившее вокруг, и заставлявший себя двигаться только усилием воли. Он стонал и плакал от охватившего его ужаса и одиночества. Ей захотелось утешить его, но Мартелл так просто к себе не подпускал.

Он не знал, что, постоянно думая о ней, и сам ни на минуту не покидает ее мыслей. Следует по пятам, беседует. Ложится рядом с ней в постель. И она – изменница – обнимает его, прижимаясь сзади к спине или к плечу.

Это становилось невыносимо. Юния не могла и не умела обманывать мужа. К счастью, Руф как будто ничего не замечал. Да и как назвать это обманом? Ни слова не сказано. Да, очень неловко, но, вроде, и нет причин для беспокойства. Спроси кто-нибудь: что было? Ничего. И в то же время было все. Целый мир. Земля и небо. Для обоих. Для двоих. Но порознь, вдалеке друг от друга.

Каждому жаль, что не вместе. Но и вместе никак.

Не находя в себе сил все это перенести, Юния была уверена в собственной скорой, мучительной смерти, когда тайком отправилась в Хохенбург. Ею владело чувство вины перед Руфом. Хотелось закончить так, чтобы он ее не проклинал.

Молодая женщина не ожидала, что выживет. Что сначала впадет в оцепенение, почти полное бесчувствие – ничего не нужно, ничего не важно. До нее словно не доходило происходящее. А потом поправившееся тело разом, как нечто чужое, отвергнет и навязанные мысли. Словно, пройдя через Хохенбург, Юния усилием воли втряхнула себя в своё русло. Так река прорывает плотину, запрудившую ей путь, чтобы пустить воды в новый канал, и вольно разливается в прежнем ложе.

Удивительно, но мысли о проконсуле не оставили ее совсем. После пережитого он сделался родным человеком, попавшим в большую беду. Юния ехала шагом по лесу, подставив лицо вечной измороси. Дождь стекал у нее с подбородка. Она думала.

Ни мягкости, ни растерянности больше не было. Только отрешенность и неизвестно откуда прибывшая сила. Жена легата готова была защищать свою семью. От всего мира. От командующего, если нужно. Руф был не просто любим. Без него Юния оказалась бы сиротой. Потерялась бы, заблудилась, пропала. Выпустила бы из пальцев руку помощи. И сама лишила бы его верного плеча. Так хорошие люди не делают.

Но и с этим человеком как поступить? Бросить в несчастье?

Она не боялась отправляться в долгие прогулки. Вблизи уже не бродили гунды. Вокруг предполагаемой стены подлесок был на сотню стадий расчищен от хвороста. Жена легата не заметила, как оказалась у старого лагеря. Любопытно было взглянуть на их прежний, разоренный дом. Валы, ровная площадка. Чуть влево кладбище, где закапывали сожженные останки тех, кто не выжил в Болотных Землях. Поехала туда, чтобы вспомнить знакомых, тех, с кем была дружна. Миновала могилу старого легата Фабия Пульхерия. Ее размыли дожди.

Спрыгнула с лошади, подошла ближе и в самом изголовье заметила странную вещицу. Выбившуюся из-под земли свою накидку на голову. Зеленую с золотом. А она-то ее искала! Ткань прикопали, но холмик осел от воды и обнажил спрятанное. Юния была в недоумении: так делают, когда обращается за помощью к умершим не своей смертью людям, к неупокоенным душам. Зачем? Сразу вспомнила, что могла обронить платок в шатре у командующего, когда ходила читать свой свиток.

Наклонилась, потянула покрывало, оно было мокрым, грязным, но еще не расползалось под пальцами. Из него на траву выпала чумазая восковая куколка с булавками в сердце, голове и промежности.