Андрей Дашков - Малютка Эдгар

Потом Красный Джокер положил колоду перед Голубым. Тот сунул в нее карту Анны-Фамке. Красный начал сдавать. Внезапно лампочка погасла. Комната погрузилась в абсолютную темноту, темнее самой непроглядной ночи. Сердце Анны сжалось, будто его схватила холодная рука. Она не выдержала и издала что-то вроде испуганного всхлипа. Как видно, первое впечатление оказалось верным: рядом хихикнул один из игроков, забавлявшихся за ее счет.

Хард вел его в подвал, где должна была осуществиться месть. Через Эдгара, осознававшего неумолимую логику происходящего, кое-что доходило и до Малютки. Не понимание. Жуткое предчувствие боли, унижения и уничтожения. Страх парализовал его волю. Он с трудом переставлял ноги. Не осталось мыслей. Только черно-белая пульсация — как чередование панических криков и безысходной окончательной тишины. Кричала женщина — еще живая. И молчала женщина — уже мертвая. Кому было помнить это, как не дяде? И скоро Хард, обладатель «умелых нежных рук», сделает с ним то же самое. Воплотит старое правило: око за око. Против этого даже дяде нечего было возразить. Он молчал, отстранившись от того, что предстояло вынести Малютке, и того, что Эдгару не принадлежало — от тела мальчика. Он спрятался. Предатель и трус. Эдди остался один на один с палачом.

Страх перед этим взрослым , переходящий в панику, усугублялся тем, что Малютка до сих пор не разглядел его лица. Безликое зло оказалось гораздо более пугающим, чем любое видимое уродство. Руки Харда были словно два белесых паука, попеременно переползавших с его плеч на шею и на голову, а затем обратно, ни на секунду не давая Эдди забыть о сковывающих и леденящих прикосновениях. В этой мнимой деликатности он действительно ощущал жесткость и силу, которая не шла ни в какое сравнение с принуждением, на какое иногда шел папа, чтобы приструнить расшалившееся дитя.

Хард привел его в свою каморку. Судя по количеству ступенек лестницы, по которой они спустились, помещение находилось ниже уровня земли. Две глухие стены. В двух других имелись квадратные отверстия — нечто вроде вентиляции. Во всяком случае, пламя лампы тревожно колебалось. Почти всю площадь занимала огромная кровать, покрытая синеватой шкурой неизвестного Малютке существа.

Хард опустился на ложе, которое заскрипело под его тяжестью, и развернул покорного Эдди лицом к себе. Тот оказался зажат между его толстыми ляжками, будто меж двумя валунами. Твердый палец уперся Эдди в подбородок и заставил его поднять голову. Он ощутил своей прозрачной кожей жадное дыхание, несущее запах гнили. Хард не позволил ему отшатнуться. Слегка встряхнул — у Эдди клацнули зубы. Пришлось смотреть. Огромная лысая голова была покрыта шрамами. Серое лицо изрыто порами, как кусок пемзы. Ничего не выражающие глаза, более светлые, чем лицо, казались бельмами. Именно поэтому Малютка не мог отвести от них взгляда. Они заворожили его, как вечная тьма слепоты, в которой роятся кошмары, еще не понятные шестилетнему молокососу.

Трещина в камне — зловонная пасть Харда — углубилась и удлинилась вправо, сделав его рожу асимметричной. Свободной рукой он вытащил из штанов что-то огромное, узловатое, с багровым навершием, тоже как будто иссеченным шрамами. Теперь он заставил Малютку смотреть на эту штуку, и того почти сразу замутило при виде кола, который вскоре разорвет его пополам. Рука Харда начала двигаться вверх-вниз, вверх-вниз по ножке выросшей из паха гигантской поганки. Эдди казалось, что сводящее с ума молчание палача — тоже часть пытки. Молчание, но не тишина. Он помнил, как беззвучно кричала женщина…

Но Хард неожиданно заговорил. Уже знакомый голос — глухой, сиплый, из-под земли, засыпавшей похороненного заживо.

— Я тебя не трону, если расскажешь мне, как ты это делаешь, — сказал Хард. — Ну и покажешь, само собой.

Дядя, почуяв возможность сделки, немедленно возник из небытия. «А ну, парень, дай-ка я с ним побеседую».

Парализующий взгляд Харда вдруг сместился куда-то выше Малюткиной головы. Тот услышал шорох. От страха его слух необычайно обострился. Не оборачиваясь, он догадался, что происходит у него за спиной. Ворон появился из дымохода, вернее, из лабиринта, скрытого в стене. «Гребаная птица», — подтвердил дядя. Вслух он спросил:

— Делаю что?

Хард не стал нервничать, что порой случалось с мамой, когда Малютка начинал валять дурака. Он просто легонько ткнул пальцем и чуть не выбил Эдди один из молочных зубов. Боль была, что называется, острой. Слезы брызнули из глаз. От вкуса крови во рту язык сделался еще тяжелее, еще непослушнее.