Так, чертя размеренную, изящную линию сквозь деревья, птица достигла пальмовой рощи, где устроилась у гнилого бревна и воткнула в землю клюв, чтобы поискать там личинок.
Земля снова содрогнулась.
Миранда вспомнила это место: подлесок из густого шиповника, большие длинные шипы среди них. Она замерла, прислушиваясь – к чему, она сама не знала. К собственному голосу, себя одиннадцатилетней, когда она выкрикивала имя отца, лишь чтобы услышать, как оно возвращается безответным эхом?
Журавль непринужденно пробирался между пальмами. Она следовала за ним, сначала через лабиринт, где ее резали и царапали пальмовые листья, затем на четвереньках через сам подлесок, до боли в ладонях и мозолей от гребли.
Впереди ее ждал знакомый тоннель, все такой же нетронутый, хотя и заросший. Новые шипастые лозы упорно цеплялись и расставляли свои силки. В конце тоннеля слабо горел оранжевый свет.
Журавль пригнулся и прошел через тоннель, будто знал каждую щелочку в броне этого леса.
Миранда, пропитанная кровью и потом, проползла следом.
Когда она вышла из тоннеля, то увидела фонарик Хирама – он лежал на том же месте, где она уронила его десять лет назад. И до сих пор горел – луч был довольно сильный. Будто и не прошло столько времени. Она взяла его и стряхнула букашек с пластикового корпуса.
Посветив перед собой, Миранда двинулась в причудливый лес из деревьев-зубочисток, где застыла черная гуща, мимо идеально сохранившейся мертвой совы, увязшей в жиже, по бревенчатому мосту в широкую бесплодную пустошь, чьи границы отмечали кипарисы, давно сбросившие свои иголки, обнажив жалкие серые стволы и ветви.
«Я помню», – подумала она.
Странные тростники по краям застойных черных омутов, с блеклыми стеблями. Загадочные бурые грибы и желтые звездчатые цветки.
И в центре всего, в обрамлении тумана, – скала. Вдвое больше Искриной лачуги и в форме, как теперь видела Миранда, наковальни, наполовину скрытой в воде загибающимся кверху рогом. Наверху этого рога – дерево, словно опрокидывающийся кошмарный дымоход. Его протяжные ветви чудились размахивающими руками. Корни выдавались за пределы рога и свисали, точно влажные спутанные волосы утопленницы.
Под скалой стоял журавль. Он повернул свою вытянутую голову, будто перископ, к ней и, казалось, посмотрел на нее с некоторым удовлетворением, что, мол, наконец привел ее к этому моменту. И тогда расправил крылья, взлетел и исчез среди деревьев. Миранда посветила в темноту, где стоял журавль, и ожидаемо заметила медный блеск – гильзу от дробовика, которая валялась там на земле. Поводив лучом, увидела и заросли тростника, где нашла в ту ночь Малька, окровавленного, тяжело дышащего, у подножия высокого, как колесо трактора, холмика, теперь заросшего мхом и ежевикой, затянутого лозами, присыпанного мертвыми листьями, гниющей древесиной и костьми мелких зверей – здесь был и череп енота, и нога оленя. Яма по центру холма осталась – темная, глубокая. И тьма в ней была чернильной жижей, такой же вязкой, что и во рву и в ручьях, которые венами простирались от центра этого места. Поверхность ее блестела, будто подсвеченная звездами.
Туда что-то упало.
Миранда направила луч фонаря вверх, увидела то, что висело на покосившемся дереве, и вскрикнула.
Привязанное к длинной раскидистой ветви, с плетьми вокруг лодыжек, тяжелых от грязи джинсах и рубашке, на дереве висело тело ее отца, Хирама Крабтри. Он был в той же рубашке, которую носил, когда она видела его в последний раз; пуговица на левом кармане, как всегда, была расстегнута, чтобы было удобнее надевать и снимать очки, в которых он читал. В животе зияла рваная рана, на шее – перевернутая улыбка разреза. Кровь капала в воду.
Миранда двинулась к насыпи, но остановилась, когда ее кроссовка хрустнула на чем-то упругом. Она подняла кроссовку. На земле, наполовину вдавленное в ее след, лежало что-то белое и круглое. Сначала оно напомнило Миранде кабанью челюсть. Она вытащила предмет и посветила на него фонариком.
Коготь. Размером с целый карманный нож Хирама.
Где-то в темноте раздалась высокая трель. За ней последовало низкое влажное щелканье.
Миранда направила луч на отдаленные деревья, но ничего не увидела.
Она снова высветила лозу, на которой висел труп ее отца. Пошарила у себя в кармане, ища отцовский нож, но того там не оказалось. Вместо этого ее пальцы сомкнулись вокруг той же гильзы, которую она только что видела в грязи. Еще один призрачный предмет. Сунутый в правый задний карман прошлой длинной ночью и впоследствии забытый в хаосе. Теперь ярко-красная гильза лежала у нее на ладони и до сих пор пахла кордитом, будто ею только что стреляли.
Читать дальше