Энди Дэвидсон - Дочь лодочника [litres]

Все вокруг стихло.

Она остановилась, чтобы прислушаться. Услышала какое-то движение в воде, но оно было далеко.

Вскоре илистое дно под ее ногами превратилось в берег из жижи, и она утопала на каждом шагу, пока наконец не вытащила левую ногу из грязи без кроссовки. Миранда покачнулась, сохраняя равновесие, когда наклонилась за обувью.

Туман впереди раздвинулся, и она увидела деревья, а перед ними – широкий илистый берег.

На руке, куда ее кусала змея, стала зудеть кожа, старый белый шрам начало жечь.

На возвышении из красной глины у кромки деревьев стоял, сурово глядя на нее, белый журавль, которого она видела в Гнезде, а потом в бухте у Воскресного дома. Нижняя часть туловища еще была покрыта черной болотной грязью. Он поднял ногу и сделал медленный, неуверенный шаг, будто вспоминая, как ходить, после чего исчез в деревьях.

Миранда сняла вторую кроссовку, связала их за шнурки и повесила на шею. А потом двинулась вслед за птицей.

Мальчик лежал в полном беспамятстве среди густых зарослей в оранжерее Эйвери. Тейя намочила тряпку под краном, торчащим из кирпичного фундамента, и промыла рваные раны на левой руке и ноге мальчика, где плоть была мелко изрезана при столкновении с машиной. Рука у него распухла в области локтя. Тейя выжала мочалку на покрытые коркой раны в плече мальчика и снова заглянула ему в лицо – его глаза были закрыты под тяжелым неровным лбом и двигались под веками. В медленном, размеренном дыхании мальчика присутствовала странная гипнотическая красота, губы были слегка приоткрыты. Эйвери стоял рядом с Грейс на руках, револьвер Кука лежал на гравии у его ног. Тейя потянулась за аптечкой, взятой в шкафчике у них в спальне, которая теперь лежала на стопке свежей одежды для мужа.

Генератор в глубине оранжереи закашлялся и запыхтел, свет замерцал под потолком.

– Как его, серьезно? – спросил Эйвери.

– Разве что локоть растянул, – ответила Тейя. – Ему повезло. Бок тут немного припух. Может, ребро сломано. Есть еще раны – не знаю от чего, – и глубокие. Там может быть заражение. – Она полила раны антисептиком из бутылки. Прижала их марлевой салфеткой. Сквозь нее проступила кровь. Тейя приложила новую.

Эйвери тем временем положил ребенка на покрывало и переоделся в футболку и джинсы. Натянув ботинки, сказал:

– Нам нужно выбираться отсюда, как только сможем собраться…

– Расскажи мне, где был, – ответила Тейя сурово, сидя над мальчиком.

– С ребенком… – проговорил Эйвери.

– Ты исчез вчера ночью, – сказала она, отрывая марлю зубами. – Я перепугалась. До того, что думала, ты умер, а теперь ты говоришь…

Он подошел к ней и опустился рядом на колени. Коснулся ее плеча.

– У нас еще будет время, – сказал он, – на объяснения…

Но она отстранилась от него и наложила последнюю повязку на ногу мальчика.

Эйвери встал и отошел к двери оранжереи, где сорвал полоску изоленты с затемненного стекла и выглянул на констебльский «Плимут», припаркованный наискось под дубами. Поднял Грейс, тихонько напевая мелодию то ли колыбельной, то ли гимна, чьи слова давно позабыл.

Билли Коттон сидел в кровати, вырванный из глубокого, лишенного сновидений сна.

– БАХХХ…

Мужской голос, хриплый и полный боли. Доносился снизу.

Коттон поморщился. Ощущение было такое, будто кто-то колол дрова прямо у него над головой. Он лежал в брюках и туфлях, простынь под ним была грязной от листьев и крови. Рана в икре отчаянно пульсировала. На груди – затянулась коркой. Вдобавок к этому ныли бедра и пах, пораженный болезнью.

– БАХХЛИИ…

Пастор скатился с кровати и, как был, без рубашки, выбрался из спальни. Дохромав до лестницы, оперся одной рукой о стойку перил, чтобы устоять на ногах, и всмотрелся вниз, на ужасную картину, развернувшуюся в прихожей.

У подножия лестницы стоял, привалившись к стене, Чарли Риддл. Побитый, судя по виду, на волоске от того, чтобы расстаться со своей жалкой жизнью. Струйка красной слюны, стекая с подбородка, капала на звезду, висевшую на его дряблой груди. Он снова закричал, не замечая Коттона и глядя себе под ноги.

Пастор неуклюже спустился по лестнице, вдоль его торса болтались красные подтяжки.

Риддл умолк и поднял огромную голову, единственный глаз пурпурным комом закатился вверх.

– Я их задел, – пробормотал он сквозь кровавую ухмылку. – Задел их, Билли.

– Что ты… – отозвался Коттон.

– Сегодня… они сказали, придут… и убьют нас всех, Билли, они…