Олег Кожин - Игра в куклы [litres]

Простуженный троллейбус тащился неохотно. Клацал рогами, как большое насекомое сяжками, заунывно гудел, набирая скорость. Заиндевевшие окна частично скрадывали угрюмый, черно-белый пейзаж, ползущие навстречу грязные машины, серых людей, бредущих по тротуару. В душе гнездилась тоска, муторная, тяжелая.

Вроде не было причин переживать… по крайней мере не больше, чем обычно, а все же ныло сердце, не находя покоя ни в чем. Забыться на тренировке не получилось, а в медленном тягучем троллейбусе плохие мысли сами лезли в голову. Скорей бы, скорей добраться домой, уткнуться в книжку или обняться с мамой и слушать глупую болтовню телевизора, пить какао под завывание ветра под окном…

Задумавшись, Варя едва не пропустила свою остановку. Выскочила, толкнув плечом входящего в салон мужчину, и даже не извинилась. Невнятное беспокойство гнало ее домой, подстегивало дурными предчувствиями, как бичом. Варе казалось, что над ухом слышатся громкие щелчки.

Дорожки возле дома опять забыли посыпать песком. Ноги разъехались, и Варя грохнулась на спину. Рюкзак смягчил падение, было почти не больно, но в легких противно захрипело, забулькало. Не приступ – так, первые признаки. Варя громко кашлянула и, стараясь не сбивать дыхание, поспешила к своему подъезду.

По ступенькам она не взошла – взлетела! Ключ с маху вошел в замочную скважину, провернулся с отчаянным хрустом. Ворвавшись в прихожую, как дикий кочевник, Варя на ходу стянула сапожки, скинула рюкзак.

– Мам?! – робко позвала она квартирный полумрак.

Свет горел только на кухне, в ванной, да еще в большой комнате тускло светилась настольная лампа. Пахло вермишелевым супом, мамиными духами и чем-то странным… сигаретами? Точно, пахло сигаретами, и этот запах, и без того неприятный, многократно усиливал Варину тревожность. Мама никогда не курила и никому не позволяла курить в квартире.

Мечущийся взгляд зацепился за вешалку, где висело мамино пуховое пальто, и сразу стало спокойнее. Отлегло от сердца – мама дома! Наверное, в ванной, потому и не отвечает. На всякий случай Варя заглянула на полку для обуви – уффф, и сапоги на месте! А то, что сигаретами пахнет, так не сильно же – может, из вентиляции принесло?

Варя сняла пальто, сунула ноги в тапки. Шаркая, прошла на кухню, заглянула в холодильник. С куском сыра в зубах сунула нос в кастрюлю супа. Пахло вкусно, но есть не хотелось. Ожидая, пока мама выйдет из ванной, Варя уселась за стол, нетерпеливо покачивая ногой. Только тогда она наконец заметила половинку тетрадного листа в клетку, исписанную красивым маминым почерком. Варя бегло прочла ее, и пережеванный сыр комом застрял в горле.

Варя! Я буду у тети Арины. Возможно, задержусь на всю ночь. Может быть, даже останусь на выходные. Не жди меня и ложись спать. Суп на плите, в холодильнике есть пирожные. Пожалуйста, не засиживайся допоздна. За мной не ходи ни в коем случае, это важно. Жди меня дома. Люблю тебя.

Без подписи. Хотя какая там подпись! Они жили вдвоем, и мамин почерк Варя знала так же хорошо, как свой. Записка была безобидной, бытовой, мама сотни раз писала ей что-то подобное. Инструкции, указания, иногда простые, но важные слова «люблю тебя». Так почему именно сейчас невидимые руки обхватили сердце и сдавили так, что больно дышать?!

Выплюнув сыр в мусорное ведро, Варя прошла в свою комнату. Батареи шпарили на полную мощность, и все же в воздухе ощущался холодок. Варя прижала раму руками, плотно прикрыв окно. Сквозняк пропал, унеся с собой гудящую набатом тревожность.

Да в самом деле, что такого случилось? Мама взрослая женщина, самостоятельная, знает, как не дать себя в обиду. Она-то уж точно не даст втянуть себя в какую-нибудь глупость. В конце концов, Варя была во Дворе одна несколько раз, и ничего!

Убеждая себя, Варя сходила в прихожую и вернулась с лекарством. Баллончик с глухим стуком лег на стол. Варя погасила свет, чтобы видеть, что творится на темной улице. За окном тяжело падала капель. Несмотря на декабрь, потеплело совсем по-весеннему. Тревога никуда не делась, она лишь свернулась клубком в глубине Вариных легких, где уже злорадно посвистывал зарождающийся приступ.

А утром сестрички Ярвинен начали лепить снеговиков.

Конечно, Варя пыталась прорваться. И силой, и хитростью – да только семилапой гадине, напоминающей снеговика лишь отдаленно, все было нипочем. Стоило распахнуть окно, как длинные острые сучья вспарывали воздух перед ее лицом, целили в глаза, заставляя Варю отступить.