Катриона Уорд - Последний дом на Никчемной улице [litres]

Утром она такая же, как обычно. На завтрак дает мне кусок хлеба и баночку яблочного пюре. Ее руки пахнут сырой подвальной землей. Большого чемодана я больше нигде не вижу, скорее всего она отправила его в Мехиииико, а сама осталась здесь. Слышу, как она велит Большому Теду сходить в магазин за мороженым.

Я снова и снова пытался рассказать обо всем Большому Теду. Снова и снова подводил его к желтому дому с зеленой окантовкой, но он так ничего и не понял. Похоже, где-то в глубине души он и сам знал, что это Мамочка. Но изо всех сил надеялся, что это не так. Теперь ему уже не избежать правды. Бац, хрясь, как кулаком в живот.

Я слышу, как из груди Большого Теда вырываются рыдания.

– Лежи тихо, а то будет только хуже.

Где-то в небе надо мной нависает лицо Роба. Он еще бледнее обычного.

– Надо кому-нибудь сообщить, – говорю я с мокрой от слез бородой, – я знаю, где она. Прошу тебя, пожалуйста, нам надо ехать, не теряя ни минуты.

У Роба есть еще одна замечательная черта – не тратить время на всякие вопросы.

Все происходит быстро, но в то же время медленно. Мы ковыляем обратно к машине, и Боб отвозит нас в полицейский участок. Там нам приходится долго ждать. У меня все еще немного идет кровь, но ехать с ним в больницу я не хочу. «Нет, – отвечаю я, – нет, нет, нет и нет. НЕТ». Когда мои возражения раздаются громче, Роб в испуге отшатывается. Наконец к нам выходит уставший полицейский с мешками под глазами. Я рассказываю ему о том, что видел Малыш Тедди, после чего он делает несколько звонков.

Мы ждем приезда какого-то человека, который должен вот-вот подъехать. Сегодня у нее выходной. Она стремительно входит в комнату, на ней большие, рыбацкие сапоги. Она каталась на лодке. У женщины-детектива замотанный вид, она чем-то похожа на опоссума. Я узнаю ее, она была среди тех, кто одиннадцать лет назад обыскивал мой дом. Меня это радует. Мозг сегодня в который раз совершает для меня настоящий прорыв! Но чем дольше я говорю, тем больше с лица детектива-опоссума исчезает усталость.

Я опять жду, сидя на пластиковом стуле. Это что, все тот же полицейский участок? Нет, здесь полно тех, у кого что-нибудь болит. Больница. Наконец подходит моя очередь, и меня зашивают хирургическим степлером, от чего меня охватывает странное чувство. От обезболивающих я отказываюсь. Мне нужно чувствовать боль. Она ведь так коротка, наша жизнь.

Роб везет меня домой, когда уже темнеет. А когда поворачивает на нашу улицу, я вижу перед ее домом фургон. На желтых досках обшивки и зеленой окантовке красиво переливаются красно-голубые огни машин. Леди плачет и крепко прижимает к себе чихуа-хуа, пытаясь обрести в нем утешение. Пес лижет ей нос. Из-за нее мне становится плохо. Она всегда была ко мне так добра. Мамочка никогда не делала Леди Чихуа-хуа больно, но все равно заставила страдать.

Вокруг ее дома полиция устанавливает большие белые экраны, за которыми ничего нельзя разглядеть. Я стою у окна гостиной и наблюдаю, хотя смотреть там особо не на что. Так проходит несколько часов. Копать им, похоже, пришлось глубоко. Мамочка была человек дотошный. Мы все стоим, настороженные и бдительные в одном теле, не сводя глаз с белых экранов. Тихо плачет Малыш Тедди.

Мы точно знаем, когда из дома выносят ее – Девочку с фруктовым мороженым. И чувствуем рядом ее присутствие, которое витает в воздухе, как аромат дождя.

Поселившаяся рядом соседка домой так и не вернулась. Бросив меня в лесу и убежав, она без конца звала по имени какую-то девочку. Это навело меня на мысль. Я рассказал о ней детективу-опоссуму. Когда полиция обыскала ее дом и порылась в вещах, мне за нее стало больно – даже после всего, что между нами случилось. Теперь пришел ее черед, и все эти глаза смотрели на ее вещи. Потом выяснилось, что она сестра Девочки с фруктовым мороженым. Услышав об этом, я подумал: «Теперь они обе мертвы». И почувствовал в душе уверенность. Сам не знаю почему.

В доме, где поселилась эта сестра, полиция нашла желтую Мамочкину кассету с записью, касающейся Девочки с фруктовым мороженым. По словам детектива-опоссума, Мамочка, судя по всему, подобрала ее уже мертвой. Но я до сих пор не могу об этом думать.

У меня нет сомнений, что Мамочка приняла эту Девочку за мальчика. С девчонками она не связывалась. И спутала ее из-за стечения обстоятельств. Стрижка, поездка на озеро, водитель, проехавший нужный поворот. От этого у меня болит сердце, и это чувство, думаю, уже никуда не уйдет. Как незаживающая рана.