Арсений Суворов - Поверьте один раз

Александр понял: пора.

— Я нашел пару таблеток нитроглицерина. Нам пора. Спасибо вам большое за все.

— Спасибо, — поддержал Хомут.

Выйдя на улицу, они направились домой.

— Интересная старуха, — произнес Хомут. — Хотелось бы знать, она только что сошла с ума или раньше? — Он улыбнулся.

— Почему бы и не поверить? Если столько необъяснимых случайностей. Я сам чуть не поверил. А тут бабуля, всю жизнь, кроме деревни, никуда не выезжавшая.

— Ладно, кончай страх нагонять, — недовольно пробурчал Хомут. — Мне здесь жить.

— Слушай! А ты говорил насчет сточенного зуба. Сам сочинил?

— Да нет. Просто много раз слышал. Когда много раз слушаешь некоторые часто повторяемые детали, запоминаешь. Короче, я устал от этих бредней. Еще полчаса и можешь заказывать смирительную рубашку.

— Помнишь, тогда, — не унимался Александр. — В грозу. Вы с Димой спали в подвале, мы со Славой в дальней комнате. А этот, цвета хаки, около лестницы. Мне он сразу странным показался. Без предупреждения стучит. Почти не разговаривает. На девчат глядел, словно не видел.

— Я не обратил внимания. Просто ты обиделся, что он разрушил наше уединение.

До дому больше не разговаривали. Придя, потихоньку допили пиво. Появился аппетит. Поужинали.

— Когда у вас свет дадут? — спросил Александр.

— Да уж около года руки не доходят.

— Сейчас стемнеет. При свечах страшновато, однако, — произнес Александр.

— В кладовке керосинка есть. Хочешь принесу?

— Принеси.

Хомут вышел в сени. Загремел чем-то. Выругался. Раздался грохот падающего тела.

— Понаставили всякой всячины, — послышался не совсем довольный крик Хомута. Наконец, вернулся с керосинкой и пластмассовым бочонком. Долго возился, соображая, как туда заливают керосин. Сумерки плавно переходили в темноту. Александр зажег свечу. Подумав, зажег еще одну. Керосинка все же загорелась. И Хомут поставил ее на печку. В комнате стало светлей.

— Свечи потушить или оставить? — спросил Хомут.

— Потуши. А то играют на стенах, словно в склепе сидишь. Слушай! А что, если и на самом деле упыри существуют? Что тогда?

— Тогда они сегодня придут и нас съедят, — съязвил Хомут.

— Ты твердо уверен, что нет?

— Как тебе сказать, — Хомут задумался, и добавил:

— Днем да. Ночью не очень.

— А ты ночью никогда не слышал звона в ушах?

— Нет. И мозги не закручивало. И мама в детстве с крыши не роняла. Тебе не кажется, что из дупла за нами кто-то наблюдает? — добавил он с улыбкой.

— Я не знаю. Но куда бы я ни поворачивал взгляд, ловлю себя на том, что смотрю в дупло, — ответил Александр серьезно.

— Ты с этим сочинением скоро чокнутым станешь. И я в психи запишусь, добавил Хомут, уже более серьезно.

Протяжно скрипнул журавель. Ребята вздрогнули.

— Опять запел, — сказал Хомут, подавляя испуг.

— Колода обвалилась, а он поет. Родители узнают, что колодец развалился — никакая буря не поможет. И ведь не виноват, а за всю жизнь не докажешь, что он сам жить расхотел, и я здесь непричем. Был рядом — значит виноват.

— Зря ты так. Многие же свидетели видели.

— Это для меня ты свидетель, а они скажут: «Друг всегда заступится и будет выгораживать». Или вообще подумают: «Совместно развалили!»

— Успокойся. С кем не бывает! — попытался ободрить его Александр.

Лес в окне стал едва различим. Ночь опустилась на землю. Луна слабо освещала кроны деревьев. Что-то с грохотом стукнулось об крышу.

— Голубь, наверное, — произнес Хомут. Протяжно прокричала выпь. Что-то или кто-то пробежало у ограды. Звякнул громоотвод. — И в самом деле, поверишь в привидения.

— Хомут, ты никогда не задумывался? Почему охотники гонят волка, потом дуб с огромным дуплом в огне и, наконец, чистый девственный лес?

— Не знаю, наверное, так получилось. Довел ты меня! Я уже сам верю сейчас дверь откроется и войдет упырь.

За дверью раздался стук. Хомут чуть не откусил палец, которым ковырялся в зубах.

— Ребята, можно войти? — женский голос разрядил обстановку.

Хомут открыл дверь в сени, взяв лампу в руки.

— Войдите! — пригласил он неуверенно. Дверь открылась и вошла женщина, у которой они были. Она тяжело дышала, будто за ней гнались.

— Вот возьмите. — Она протянула распятие и бутылочку с водой. Хотите — верьте, хотите — нет. Но я подумала, что совершу грех, если оставлю вас здесь на растерзанье без защиты. — Она приложила бутылочку и крест к груди Хомута, зажала их его рукой. — Повесьте крест в комнате, где будете спать. А углы обрызгайте святой водой. Ну, я побежала. До двенадцати успею, еще время есть. И она вышла, захлопнув за собой дверь.